Победа для Александры - Надежда Семенова

Габриэль смотрел на нее серьезными глазами, чуть улыбаясь уголками губ.

Худощавый, одного с ней роста или чуть-чуть выше, с темной, но не черной, а какой-то коричневой кожей. Такая должна быть у жителей островов, затерянных где-нибудь в теплом океане. Много солнца, воздуха, воды и… пальмы. На этом острове обязательно должны быть пальмы.

Саша улыбнулась. Больше всего Габриэль походил на пластмассового негритенка. Была такая игрушка в костромском детском саду: пупс черного цвета с глазками-пуговками, губками бантиком, аккуратным носиком. Габриэль выглядел таким же маленьким и… симпатичным. Саша не углядела в нем ничего такого, что могло бы воспалить в ком-либо страсть.

Но… разве не это чувство снедало несчастную Сулиму? И… что-то ведь произошло между ними сейчас? Что-то необъяснимое…

Удивительную шутку играло с ней тело. Поджарое, послушное, сильное. Тело, о котором Саша забывала, как забывают об исправном механизме. Происходило что-то странное. Ноги будто приросли к полу и не желали уносить ее прочь. Глаза против желания или даже прямого приказа делали круг, равнодушно скользя по маленькой раковине, двухконфорочной электрической плите, четырем закрытым дверям: в туалет, ванную и две жилые комнаты, в одной из которых играла громкая музыка. Сашины глаза упрямо возвращались к исходной точке. Она смотрела в незнакомые глаза. Было странно вспоминать, что совсем недавно Саша чувствовала себя озябшей, промерзшей до самого нутра. Тепло от громко, ясно стучавшего сердца поднималось к щекам, опаляя их жаром. На кончике носа выступили капельки пота, Саша облизнула губы и, тихонько откашлявшись непослушным горлом, сказала:

— Мне надо домой.

В ее голосе явственно прозвучала просьба! Она словно спрашивала разрешения!

— Конечно! — Габриэль нахмурился аккуратными, словно нарисованными бровями, и Саше вдруг захотелось провести по ним пальцем, разглаживая «хмурики». Маленькой Саша называла так морщинки на мамином лбу и разглаживала их пальчиками, не позволяя маме сердиться.

— Я… пойду?

— Можно я зайду к тебе в гости? — Габриэль оглянулся на свою дверь. — Потом?

— Да. — Губы ответили прежде, чем Саша успела понять вопрос.

— Хорошо, — сказал он, снова улыбаясь. На одной щеке появилась и пропала круглая ямочка. — Чудесный день!

Саша покачала головой. «Не очень-то и чудесный», — подумала она, а губы уже шепнули:

— Да.

Саше снилась земляничная поляна. Зной и нега, слепящие разноцветные огоньки… Стрекозы, одурманенные нежным пьянящим ароматом спелой земляники, утомленно кружили в томном распаренном воздухе. На их трепещущих прозрачных крыльях то и дело вспыхивали искорки — голубые, зеленые и фиолетовые.

Саша брела по нагретой земле, медленно наклонялась, разводила руками низенькие, изжаренные солнцем кустики, и тогда ягодки, прежде затерянные в траве, приветливо вспыхивали красными бочками. Вновь и вновь девушка складывала неуклюжую щепоть, но едва подносила ее к землянике, как ягодки начинали… разбегаться. Словно проворные упитанные божьи коровки, они ускользали из ленивых пальцев. Наблюдать за фейерверком огненных вспышек, бесследно теряющихся в изумрудной траве, было весело и… удивительно. Саша силилась вспомнить, всегда ли ягоды вели себя так… непредсказуемо, но ей никак не удавалось сосредоточиться, и, кроме того, чудный запах отбивал всякую охоту думать. Но вот одна земляничина чуть зазевалась, и Саше удалось подхватить ее раньше, чем упитанный бок скрылся за большим листом лопуха. Девушка поднесла к губам необычно крупную, уютно заполнившую горсть ягоду, щедро утыканную веснушками коричневатых зернышек. Земляничный запах усилился почти до невозможности, стал еще более сладким, проник в трепещущее от ожидания горло, нёбо обволокло слюной…

И тут Сашу пронзило острое беспокойство. Вид земляники, такой манящий, показался вдруг подозрительным, неуловимо опасным. Саша испуганно дернулась. Ягода медленно скатилась с ладони, целую вечность летела до земли, упала и там… взорвалась, обдав девушку крупными красными брызгами. На белых носках, на подоле светлой юбки, на руках, на белой футболке, словом, везде были красные, ужасающе напоминавшие кровь капли. Саша инстинктивно отряхнулась, но только смазала рубиновые капли в большое пятно, отчего стало казаться, что на груди разверзлась свежая кровавая рана… И в этот момент в ее сознание пробрался негромкий, но настойчивый стук. Кто-то стучался в дверь.

Саша резко села на кровати и невольно поглядела вниз, словно ожидая увидеть на ночной рубашке с мелкими голубыми колокольчиками, перехваченной тонкой розовой лентой, красное пятно.

— Боже ты мой, — сказала сонная, со всклокоченными волосами Сулима, — кто не спит в воскресений? — и пошла открывать.

Саша слышала, как Сулима подошла к наружной двери и, чуть позевывая, спросила:

— Куто там?

Ей что-то ответили, Сулима сдавленным голосом выкрикнула:

— Саша, ку тебе! — отперла замок, но дверь открывать не стала, а тут же метнулась в ванную и там закрылась на задвижку.

«Кто бы это мог быть?» — озадаченно подумала Саша.

После некоторой паузы в дверь снова постучали. Сулима не подавала признаков жизни.

— Входите, открыто, — крикнула Саша.

На пороге стоял кто-то похожий на Валька. Очень сильно похожий. Тот же рост, фигура, круглая голова. И все же парень, переступивший порог, показался Саше пугающе незнакомым. От Валька, даже нетрезвого, веяло добродушной силой. От этого — исходило чувство опасности. Новый Валек рысцой протрусил на середину комнаты и замер в выжидательной позе, буравя девушку взглядом небольших серых глаз, прикрытых тяжелыми веками. Саше вдруг бросилось в глаза, что у него широкое, подозрительно скуластое, как у потомка диких кочевников, лицо. Валек крутанул головой, Саша дернулась, даже знакомое движение претерпело изменение. Раньше оно вызывало желание потрепать товарища по коротко остриженным волосам, до того потешно это выглядело. Лобастый упрямый теленок на привязи. Новый жест был чересчур резким, почти конвульсивным, будто невидимая веревка сдавила шею.

— Привет, сестренка!

Валек и раньше называл Сашу сестрой, рассуждая, что все волгари — почти родные люди. По его мнению, река одаряла своих питомцев спокойным сильным характером. «Мы тихие. С виду, — улыбаясь, говорил Валек, когда Костя посмеивался над его неизменным дружелюбием. — Мы глубокие, себе на уме, вон как Шурка. Но если сунешься, и потонуть недолго».

Все это мгновенно пронеслось в голове, Саша жестом попросила Валька отвернуться и принялась одеваться.

Валек, послушно выполнивший команду «кругом», затих и ожил только после того, как Саша шутливо произнесла:

— Ну, здравствуй, брат, какими судьбами?

— Извини, что разбудил! — забормотал он виноватым приглушенным голосом.

— Да ничего, заспалась я сегодня, — отмахнулась Саша.