Я люблю.Бегущая в зеркалах - Мила Бояджиева

А суетливая американка, пробираясь через чужие ноги к месту на лавке у самого борта, заботливо придерживаемого для нее верикозным джентльменом при помощи панамки, с трудом сдерживала вспыхнувшее вдруг отчаяние. Ей хотелось орать, топать ногами, звенеть пощечинами, изорвать и выкинуть, как обманутый лотерейный билет, всю свою жизнь, всю эту глупую жизнь — от самого дурацкого ее начала.

— Ты вечно все делаешь не так, ты просто кретин, Гарри! — обрушилась она на опешившего спутника, выглядевшего совсем беззащитно с обнаженной ветром плешью.

Но прошли минуты, солнце припекало сквозь полосатый тент, разомлевшими пассажирами овладело умиротворение. Стук мотора стал особенно громким, когда песня Матье оборвалась и голос капитана, откашлявшись, сообщил, что прямо по борту — Канны. Туристы оживились, подтягивая поближе свои сумки, американка полезла в путеводитель, забыв и о минутном взрыве невнятных чувств и о своей атаке на бедного Гарри, старательно приводящего в порядок длинные, редкие, переброшенные от уха к уху пряди.

Эта женщина, хрустящая пухлым поп-хортом и уже устремившаяся мысленно к очередному пункту туристической программы, никогда так и не узнает, что пережила сейчас самый значительный момент во всей причитающейся ей еще жизни — несколько минут назад, на борту маршрутного катерка, у побережья французской Ривьеры, она прикоснулась к руке своего единственного сына.

…Так бывает, так очень часто бывает. Судьба не всегда находит нужным ставить нас в известность по поводу своих тайных игр. Мы не рассчитывали, мы не предполагали — и вот — мы удивлены!» — комментировал Дани издали ожидавшую их в Тулоне «компанию». Он изобразил недоумение, т. к. вместо обещанной «чуть ли не дюжины» гостей, на причале у большой прогулочной яхты «Victorio», расположились две крошки, что явно предполагало интимный характер прогулки. Позже Йохим понял, что серия вечерних звонков Дани имела целью корректировку списка приглашенных.

Одна из девушек, сразу бросавшаяся в глаза, очевидно, Сильвией, т. е. — «лучшей попкой», другая, наверняка, — ни тем, ни другим.

Сильвия, в белой завязанной на животе рубахе и алых брючках «в облипку», постоянно отбрасывала назад шелковистые пряди длинных, темных волос, причем и ее гордо вскинувшаяся голова, и гибкое тело, и взлетавшая к виску рука, совершали маленький танец, мимолетный, не впечатляющий. На мгновение, прежде чем волосы снова закрывали лицо, можно было увидеть очаровательную мордашку, глядящую прямо и весело с крошечными черными родинками под глазом, у рта и на скуле, навевающими воспоминания об игривой поре Мадам Помпадур. Сильвия часто хмурилась, собирая к переносице блестящие черные брови и так же легко смеялась — рассыпчато, девственно. Представить ее на сверкающей сцене варьете в пикантном трико, украшенном перьями, было весьма трудно, как и в качестве жены чрезвычайно крутого, по характеристике Дани, малого.

В подружке Сильвии — Нелли, высокой и крупнокостной было, наверное, то, что называют породой: крупный нос с горбинкой, прямая, ниже бровей челка постриженных «в каре» каштановых волос, бледные, четко вылепленные губы, почти постоянно сжимающие длинную сигарету. Во всяком случае, она сама, несомненно, ощущала свою особенность, демонстрируемую окружающим в экстравагантности одежды и манере держаться. На плечистом торсе девушки свободно болтался сетчатообразный балахон ярких африканских расцветок, запястья обеих рук покрывали тяжелые грубой работы серебряные браслеты, а на груди позвякивала целая связка разнообразных амулетов — костяных, керамических, серебряных и деревянных. Нелли училась на филфаке Сорбонны, увлекалась славистикой и была дочерью шефа сильвиного отца, занимавшего, как ни странно, какую-то крупную дипломатическую должность. Все это выяснилось сразу же, как только компания разместилась на яхте и Дани, запустив мотор, предложил всем «чувствовать себя как дома». Бутылка вина и пакет черешни, прихваченный подругами пришлись очень кстати. Йохим с девушками, надевшими бикини, расположился на палубе, а Дани, дежуривший «в кочегарке» получил свой бокал вина прямо по месту службы.

Беседовали легко и веселок «ни о чем», правда, очень недолго. Как только яхта вырулила в относительно спокойные воды, Дани потребовал себе помощницу и, удалившись с Сильвией в кубрик, предупредил, что они займутся починкой мотора и в постороннем вмешательстве со стороны остальных гостей не нуждаются.

Йохим остался на палубе с Нелли. Намотав на голову тюрбан из лилового шифона, девушка вытянулась в шезлонге и, пуская сигаретный дым через ноздри, полузакрыла глаза. «Если тебя не тянет говорить по-французски, можешь квакать по своему» — лениво бросила она Йохиму. Он облегченно вздохнул, превратившись из гостя в хозяина положения, а Нелли, говорившая по-немецки с забавным акцентом, приобрела дополнительную привлекательность иностранки. Несмотря на видимую отстраненность и даже некоторую высокомерность, девушка оказалась очень разговорчивой. Ее подчеркнутая открытость, должная, по-видимому, демонстрировать независимость от всяческого этикета, предполагала ту степень откровенности, которая редко возникает при первом знакомстве. За пять минут Йохим узнал многое о ее семье, живущей в фактическом разводе, о любовниках матери и побочных заработках отца, о студенческих баталиях с преподавателями, которые она горячо поддерживает, презирая отупевших от сытого благополучия в буржуазном болоте «стариков», о ее парне, бросившем университет и Нелли с кровоточащей раной в груди и отчалившим босым и абсолютно налегке в далекую Индию, чуть ли не пехом.

— Так что я теперь — свободная девушка, но трахаться с кем попало, как это сейчас принято, не собираюсь, — она угрожающе глянула на Йохима, «загоравшего» в полной дорожной экипировке — в брюках, рубахе и даже теннисных тапочках.

— Отдыхай спокойно, — заверил он. — Я не сексуальный маньяк и не полиция нравов. К тому же — жених, догуливающий последние холостяцкие дни.

Нелли хмыкнула:

— Заявление, достойное киногероя 30-х годов. Но что-то не верится: сидишь, такой застегнутый на все пуговицы, боишься расслабиться. Наверное, за себя не ручаешься, — она иронически прищурила зеленые, по-восточному подтянутые к вискам глаза.

— Да, я скромный. И сгораю на солнце. А кроме того — далеко не такой плейбой, как Дани, чтобы демонстрировать экстерьер и навязываться очаровательным француженкам… Работа у меня мрачная, характер скрытный, спортом не увлекаюсь, к сексу отношусь разумно.

— Разумно? — Нелли возмущенно привстала, — Вот уж определение меньше всего сюда подходящее. Мне кажется, секс может быть каким угодно, но самые ценные, редкие его экземпляры появляются вне разума и логики… Вне привычек, законов, становясь экстремальным событием. В голосе Нелли появились менторские интонации.

— Ну ты прямо как на лекции в клубе молодых супругов. А по сути-то все гораздо проще, — и Йохим, с удивлением понимая, что он впервые обсуждает ту тему, да еще с малознакомой женщиной, пустился в откровения, пытаясь подвести для себя самого итоги собственного опыта. Он вспомнил ту ночь на чердаке с персиковым вкусом на губах и ощущением, что мир перевернулся, открыв, наконец, свою подлинную суть. А потом что-то ушло, схлынуло. Агрессия чувств, завоевавших и подчинивших на какое-то время всю территорию его Я, оказалась надуманной, ложной. Эротическая окраска действительности поблекла, эмоции улеглись, обосновавшись в специально отведенном им уголке жизни и обозначенном понятиями супружества, брака.