Песнь Давида - Эми Хармон

Милли не просто целовала меня, она водила и впивалась пальцами в кожу, прижимая мое лицо крепче к себе, ее губы подавили всякое сопротивление с моей стороны, пока я не стал жадно глотать воздух. Наши языки переплелись, и я оторвал Милли от пола, ее ноги повисли в воздухе. Я закинул их себе на талию в попытке быть к ней еще ближе, и она поддалась, ее колени обхватывали меня так же крепко, как я ее руками. Продолжая прижимать ее к себе, словно ребенка, которого отчаянно хотел защитить, целуя ее как женщину, которой внезапно стал одержим, я поплелся из ванной и упал на ее кровать так, словно у меня выбили почву из-под ног.

Мои руки скользнули под майку, водя по атласной коже ее живота, прежде чем задрать окровавленную ткань над ее грудью и головой. Я оторвался от Милли, чтобы отбросить одежду, попутно доставая шпильки из ее волос, и те рассыпались по ее плечам в темноте, выглядя как чернильное пятно на фоне белого одеяла. В эту секунду у меня перехватило дыхание. Мои руки замерли, сердце сбилось, тяжело ударяясь о грудь.

Я поднялся на руках и замер, чтобы рассмотреть девушку подо мной. Темные волосы, гладкая кожа, набухшая грудь. Мое горло сдавило от эмоции, которая больше походила на любовь, нежели на похоть. Ее глаза были закрыты, а губы, наоборот, приоткрыты, ожидая моего возвращения. Милли не пыталась прикрыть себя или притянуть меня обратно. Она просто ждала.

Внизу хлопнула дверь.

– Таг! – заорал Аксель.

Милли вздрогнула, а я кинулся в другую часть комнаты и начал открывать ящики в поисках чистой рубашки, чтобы ей было чем прикрыться. Внезапно Милли оказалась рядом и ласково отодвинула меня, а затем быстро нашла рубашку и надела ее.

– Таг! – в голосе Акселя слышалось отчаяние, и я представил, как он сдерживает перепуганного Генри.

– Генри должен увидеть, что с тобой все хорошо, Милли.

Но она уже шла к двери, двигаясь с такой решимостью и уверенностью, что на секунду я засмотрелся. Опомнившись, я встряхнулся и последовал за ней из спальни.

Аксель стоял у основания лестницы и держал Генри, пытаясь его утешить. Увидев меня и Милли наверху, он отпустил мальчика и с облегчением выругался на шведском. Генри взбежал по ступенькам и налетел на сестру, которая услышала его топот и успела приготовиться. Генри прижался к ней, и она обняла его своими хрупкими руками.

– Со мной все хорошо, Генри, все хорошо. Я просто порезала палец. Тебе стоило поговорить со мной, прежде чем убегать из дома в такой поздний час! Я даже не знала, что ты не спишь. Нужно было дать мне все объяснить.

– У бейсбольного мяча ровно сто восемь швов, – прошептал Генри и уткнулся головой сестре в плечо.

– Мне не нужны швы. Клянусь тебе, со мной все в порядке. – Милли пригладила его взъерошенные волосы и крепко обняла.

– Значит, все нормально? – Аксель мялся у выхода, словно Генри со своей истерикой выжал из него все соки. Я спустился с лестницы и протянул другу руку.

– Да, Аксель. Спасибо большое, я перед тобой в долгу.

Тот кивнул и пожал протянутую руку, в его улыбке ясно читалось облегчение.

– Я не мог убедить его, что все хорошо.

– Не страшно. Он крепкий парень. У бедняги не было причин ожидать хороших новостей, – тихо произнес я, чтобы больше никто не услышал.

Аксель снова кивнул и, отпустив мою руку, вышел за дверь, попутно прощаясь с Генри, который помахал ему, не отрывая головы от плеча Милли.

Я оставил ее утешать брата, а сам отправился на поиски тряпок и дезинфектора, решив избавить этот дом от кровавых пятен и плохих воспоминаний. Первым делом я занялся уборкой на кухне и между делом разгрузил и снова загрузил посудомойку. Затем пошел по кровавым следам наверх и в ванную Милли, пытаясь не думать о том, что бы произошло, если бы не пришли Генри с Акселем. Из-под двери Генри доносились голоса Милли и спортивного комментатора. Я попытался отвлечься от своих спутанных мыслей тем, что начал оттирать раковину и плитку на полу старой зубной щеткой. Затем опустошил медицинский шкафчик, запоминая, где что стояло, чтобы Милли не пришлось потом расставлять все самой. Для верности я также помыл туалет и ванну.

– Тут пахнет очистителем и мылом, – Милли встала в дверном проеме и слегка улыбнулась.

– О, мой фирменный аромат, – отшутился я, хоть и неудачно. Мое чувство юмора покинуло меня в баре, когда Генри влетел через двери в одной пижаме.

Не оборачиваясь, я встал и начал мыть руки, покрасневшие после уборки. Мои нервы по-прежнему были на пределе, и в таком состоянии я не хотел оставаться с Милли наедине.

– Генри в порядке?

– Да, конечно. А ты как? – застенчиво спросила она.

Я ответил не сразу, и Милли покорно ждала, слушая, как я мою руки и выключаю воду. Затем я наконец заговорил:

– Когда моя сестра исчезла, я постоянно думал, что однажды вернусь домой и она будет там. Что все это просто недоразумение. Плохой сон.

Я нашел ее отражение в овальном зеркальце и всмотрелся в ее лицо, прежде чем перевести взгляд. Сегодня я почувствовал себя прежним Тагом. Шестнадцатилетним Тагом, который потерял сестру и не смог ее спасти.

– Я рад, что с Генри все хорошо.

И с его сестрой тоже. Очень рад. До абсурда, до слез, бесконечно рад.

Милли осторожно нащупала меня рукой, а затем обняла за талию и положила голову мне на спину.

– Спасибо тебе, Давид. Даже не представляю, почему ты так добр к нам, но не собираюсь задавать вопросы. Просто буду признательной.

Я почувствовал, как она прижалась ко мне всем телом и на секунду крепче меня обняла. Затем Милли отстранилась, а мое тело воспламенилось от желания. Я выругался, повернувшись, захлопнул дверь и толкнул к ней Милли.

– Черт бы тебя побрал, Милли! – простонал я ей в волосы. – Почему ты всегда такая чертовски милая?

Я поцеловал ее лоб, щеки, уткнулся в шею, вновь вернулся к губам и совершенно позабыл о том, что нужно быть ласковым. Милли среагировала так же пылко и укусила меня за нижнюю губу, а я скользнул языком ей в рот и почувствовал, как по ее телу прошла дрожь. Мне хотелось прижаться к ней голым телом, опуститься на пол и сорвать всю одежду, но вместо этого я уперся руками по бокам от ее головы и схватился за дверь, чтобы не прикасаться к ней и не начать то, чего не имел права закончить. А я уж точно пойду до самого конца. Если снова увижу ее под собой, с рассыпанными вокруг головы волосами, поглаживающими меня руками, я не смогу остановиться. Но пока я не был готов пойти так далеко. Возможно, никогда не буду. Поскольку, независимо от ее слов, независимо от того, оскорбительно это или нет, Амелия Андерсон – красивая, храбрая и СЛЕПАЯ, черт побери! – не из тех девушек, с которыми играют. Не из тех девушек, с которыми просто развлекаются. Я флиртовал с ней, да, но я не делал ничего плохого. Она сказала, что ей не нужны гарантии, но как бы не так! Милли их чертовски заслуживала, но я не был готов. Мое тело – да. Оно наматывало круги вокруг моего сердца, злилось на меня, издевалось и молилось приступить к делу.