Разборки в тестовом режиме - Анатолий Сигов

Антон Лавренев оформил отправку копии информации в это ведомство.

Мысль о жене депутата напомнила ему о том, что он должен позвонить своей собственной, чтобы узнать, к какому времени надо подъехать, чтобы забрать ее с работы. А это поважнее, чем жена какого-то пенька из Думы.

Москва. Вешняки

Она отвернулась к стене.

«Какое это отвратительное зрелище, когда мужики надевают штаны».

Скольких она их повидала, пока пробивалась в Москву! Таких же, как этот деятель, которые второпях натягивали перед ней брюки, чтобы бежать или к жене, или на работу, или читать лекции студентам. Что мог ей дать отец-башкир, выдававший себя за татарина в Казани? Был шоферюгой у какой-то шишки, но выгнали за аварию в пьяном виде. Подвязался охранять игорный зал и там проигрывал и пропивал всю зарплату. И еще пытался ее учить, как должна вести себя мусульманская девушка! На родителей не было никакой надежды, вот и приходилось, чтобы пробиться, использовать то единственное средство, которым она располагала. Попробуй окончить Казанский университет по кафедре журналистики! Да еще девушке из такой семьи, как у нее. Не каждый сможет. В родной Казани делать было нечего по той же причине – отсутствие достойных родителей, и она стала пробиваться в Москву, используя проверенное средство. Это заняло не один год. И вот оказалась в Первопрестольной! В квартирке на первом этаже на окраине. И очередной сукин сын натягивает перед ней свои вонючие портки!

– Ну, не дуйся! Ты же знаешь мою ситуацию.

И это чмо приняло ее нежелание наблюдать сцену облачения его тела в костюм делового мужчины за ревность!

– У нас в партии не любят разводов и скандалов. Ты у меня – единственная, а со своей я только проживаю под одной крышей.

Сколько раз она уже слышала подобную муть! Да его Единую Россию не колышет, кто и сколько раз был женат, пока член партии голосует, как положено, и не хапает больше, чем по чину. И ей лично абсолютно безразлично, куда он пойдет и с кем проживает под одной крышей. На данный момент у нее к нему был лишь материальный интерес.

– Мне на днях надо делать очередной взнос за квартиру.

По глупости она купила эту квартиру на пике цен и ввязалась в ипотеку. Но сейчас цены замерли, и перепродать ее подороже, как она надеялась, не было никакой возможности, а в банк каждый месяц требовалось нести кругленькую сумму.

– Да? Я тут кое-что получил и могу поделиться.

Он стал шуршать бумагами. Она-то знала, что «кое-что» выражалось в десяти штуках зелененьких, которые ему передали через нее от брынцаловской группы, чтобы депутат Шаров подписал заготовленный ими документ в профильном комитете. Да еще придется написать ему речь, с которой тот должен выступить при обсуждении проекта закона в Думе. Интересно: и во сколько же он оценил ее услуги в качестве посредника в денежных делах и сексуальной куклы на вечерок?

Вставать не хотелось, и она, лежа на старом, продавленном раскладном диване, продолжала смотреть в стену. Пришлось пережить сцену прощания, когда он, уже одетый, сел на край и, погладив ее по плечу, попытался придать своему голосу нежность.

– Ну, ну! Мне надо ехать. Спи спокойно!

Услышав торопливые шаги, она лишь крикнула вслед:

– Захлопни дверь посильнее!

Дверь, доставшаяся ей от прошлых хозяев, была проблемой. Все время не хватало денег, чтобы ее заменить.

Хотелось спать, но пришлось встать, чтобы оценить подарок от депутата. Триста. Немного, но и на том спасибо. Брынцаловские ей подкинули аванс за будущее выступление народного избранника, и в этом месяце ей хватало на жизнь и на то, чтобы расплатиться с ненасытным банком. Но через месяц подобная проблема возникнет вновь.

«Будем жить, будем думать, как выкручиваться».

Радовало то, что помимо своих казанских и другие группы уже стали понимать, что она имеет «влияние» на депутата. Огорчало, что сам Шаров обладал лишь минимальным весом в процессах, происходящих в Думе, и приходилось искать другие «влиятельные» личности, чтобы проталкивать интересы казанских. А с каждым днем это становилось все более и более сложным занятием. Дума была заведением сугубо мужским. Ей уже перевалило за тридцатник, а в кулуарах вертелись бабочки и помоложе. Приходилось прилагать максимум усилий, помимо денег, чтобы с ней уважительно разговаривали.

И еще. Сама Дума изменилась. Сейчас все стройными рядами шли за руководством партии, которое где-то там, наверху, решало все вопросы. Даже такие скользкие, как с игорными заведениями, которые сидели в подполье в городах и не думали двигаться куда-то в степи, чтобы строить там Лас-Вегасы. Она понимала, что нужно только чудо, чтобы пробиться туда, в поднебесье, поэтому приходилось «работать» с такими, как ее нынешний, и искать дополнительные источники дохода. Ненасытная квартира требовала постоянных вливаний.

Служба оперативной информации и международных связей

Генерал Семичев, переехав в новый кабинет, не оставил свою прежнюю привычку. Еще будучи полковником, он знакомился с документами, которые ему подавали на визу, после 6 вечера, когда стихала чехарда рабочего дня с его текучкой, бесконечными звонками подчиненных и соответствующими звонками руководству. Можно было сидеть и внимательно изучать документы, запоминая нужные сведения, которые могли пригодиться в будущем. Спешить домой было незачем. Он был женат уже более 30 лет, и жена перестала переживать, когда он являлся домой поздно.

А теперь, когда он стал генералом, прекратились вызовы к начальству с указанием немедленно явиться. На его уровне вопросы с руководством решались по телефону, о совещаниях он знал за несколько дней и мог спокойно подготовиться. Теперь не его выдергивали, а он вызывал к себе начальников отделов и требовал немедленных ответов на вопросы, которые ставил. Он, наконец, понял то, о чем неоднократно говорил ему покойный тесть, – прелесть генеральских погон. Раньше, когда он поднимался от капитана к майору, от майора к подполковнику, не происходило ничего особенного. Они не носили военную форму, и отношения между людьми оставались прежними. Или почти прежними. Все кардинально изменилось, когда он пересек рубеж, на котором застряли многие из его коллег. Сюда входил этаж, где находилось руководство, отдельный буфет, почтительное отношение персонала, новая служебная машина, квартира в строящемся доме и многое другое, чего не опишешь словами. А какие люди ему звонили, чтобы представиться и поздравить с назначением! В полковниках он вряд ли имел бы возможность разговаривать с ними по телефону.

Генерал Семичев открыл очередную папку. В их организации не гнались за новшествами и работали как в старые, добрые времена. Здесь уважали бумаги. Вот и сейчас он мог спокойно перелистать дело господина Шарова, сделать пометки, а не пялиться в экран, вспоминая, что он читал на предыдущей странице. Этого наглеца из Думы он хорошо запомнил. Шаров был одним из первых, кто позвонил после того, как он переехал в этот кабинет, но не поздравить, а потребовать, чтобы он охарактеризовал Веронику Ярборо. Тогда генерал Семичев еще не успел освоиться в своей новой должности, и ему пришлось отделываться дипломатичными, ничего не значащими фразами. Сейчас он бы вел себя совсем по-иному. От того разговора осталось неприятное чувство, что он допустил ошибку, когда позволил хаму разговаривать с собой подобным образом, и хотелось бы ее исправить, если представится подобная возможность.