Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло - Василий Звягинцев

— А мне кажется, это не Блок, а Северянин. Впрочем, неважно. Видишь ли, надо, чтобы завтра к утру он стал нашим человеком. Вербовать его пока не нужно и спать с ним для первого раза совсем не обязательно. А вот сделать так, чтобы он ни о чем на этой земле, кроме как о тебе и твоих прелестях, думать не мог — постарайся. Свидания чтоб добивался, всякие глупости говорил. Иначе его придется просто убить. Это — не трудно. Но нерационально. Справишься?

Лариса, так, чтобы это видели несколько поблизости находящихся дам, игриво шлепнула Кирсанова по щеке перчаткой. И засмеялась журчаще.

— Да уж как-нибудь. Подробности докладывать нужно будет?

— Нет. Только деловую информацию.

— Тогда пойдем, представишь меня господину адмиралу.

Поначалу Хиллард отнесся к подсевшему за его столик Кирсанову, неизвестно зачем вздумавшему познакомить его с миледи Отэм, настороженно. Привык ждать подвоха или хорошо замаскированного оскорбления от каждого. А почему при этом все равно приходил на рауты — бог весть. Или свои комплексы потешить, или окружающим досадить собственным присутствием, а то и просто за стаканом-другим виски отвлечься от мыслей о необходимости застрелиться.

Тем более, что к ломберному столу доступ был всегда открыт. Игроков не интересовали высокие материи, если партнер расплачивался полновесными золотыми гинеями. Проиграл адмирал какое-то там сражение или все это слухи — неважно. Желательно, чтобы проигрывал на зеленом сукне.

Постепенно разговор с мистером Сэйпиром и юной дамой его увлек. Питер был остроумен и лишен каких бы то ни было предрассудков, умел несколькими словами дать уничижительную и в то же время объективную характеристику любому и любой из присутствующих, особенно метко отзываясь о лицах, адмиралу антипатичных. Причем так, что заподозрить его в предвзятости или желании подольстить было невозможно.

— Стоит человеку выделиться из массы других, — к месту произнес Кирсанов, — как у него немедленно появляются враги. В изобилии. Чтобы слыть всеобщим любимцем, нужно оставаться заурядностью. Разве вы с этим не согласны?

— Почти согласен, — кивнул Хиллард. — А вот вы явно выделяетесь, и при этом остаетесь всеобщим любимцем. Здесь.

Кирсанов-Сэйпир непринужденно рассмеялся, поднял свой бокал и предложил сделать то же Ларисе и адмиралу.

— Хотите, я поставлю свое состояние против вашего кортика, что столько гадостей, сколько говорится сейчас обо мне в кулуарах этого дома, вы не услышите в свой адрес даже в суде Адмиралтейства. Не дай вам бог, конечно, там оказаться.

Хиллард заметно помрачнел, но виски выпил.

— Повторяю — не дай вам бог, — со значением сказал Кирсанов, вставая. — А сейчас мне нужно на некоторое время отлучиться. Но я непременно еще вернусь. Не обижайте мою подругу, сэр Мэнсон.

Когда пришло время очередного танца, дамы и кавалеры начали разбираться для исполнения гавота или мазурки — невелика разница. Адмирал посмотрел на собеседницу с большой неуверенностью.

В те годы индивидуальных, доставляющих партнерам настоящее удовольствие танцев, вроде танго, фокстрота, в обиходе не было. И даже вальсы находились под большим сомнением ревнителей приличий.

Зато групповые исполнялись под пристальным вниманием мамаш, бездетных тетушек, просто престарелых дам, занимавших позиции вдоль стен. Два-три приглашения подряд одним кавалером незамужней девушки считались достаточным основанием для намека на обручение или сватовство.

Отказ в приглашении считался серьезным оскорблением. Потому Хиллард и ощущал громадный дискомфорт. Откажет ему эта миледи — катастрофа полная и окончательная. Но и не пригласить даму, доверенную его попечению, — неприлично. Если бы это сделал кто-нибудь другой… Но желающих что-то не видно. Именно по той причине, что она оживленно беседует с Хиллардом. Пришлось Ларисе мило улыбнуться, кивнуть и даже как бы сделать рукой движение навстречу адмиралу.

Он поднялся, поправил кортик и поклонился с огромным воодушевлением.

Танцевали они хорошо, ярко, и все взгляды зала были прикованы только и исключительно к ним. И бежали по залу шепотки, скрещивались взгляды, возникали одни комплоты и рушились другие. Народ ведь собрался искушенный, ничем в жизни, кроме интриг, устройства карьеры и приумножения капиталов не занимавшийся.

Миледи Отэм время от времени бросала по сторонам взгляды, которые одних приводили в восторг, других — в замешательство.

Богатая, молодая, титулованная вдова, ее брат и богатейший, по всем сведениям, негоциант Сэйпир не зря ведь так плотно занялись опальным адмиралом. Наверняка в этом есть непонятный, но заслуживающий внимания смысл.

И вот уже несколько весьма уважаемых личностей как бы невзначай оказались у столика, где продолжали увлеченно беседовать сэр Мэнсон и миледи, официанты подсуетились, поднеся бокалы шампанского и стаканы виски. Джентльмены включились в разговор, что не считалось бестактностью. Адмирал, заметно для Ларисы, начал расцветать.

Кто-то спросил о перспективах скорого прибытия бомбейского конвоя, кто-то — о возможности британского флота завоевать наконец господство на море. Ларисе прикладывались к ручке и интересовались, в каких степенях родства она находится с весьма известными лицами.

Она никого не разочаровывала. Небрежно назвала несколько имен, лояльность которых ей гарантировала Сильвия. Касательно королевы она сделала столь непроницаемо-двусмысленное лицо, что каждый был волен понимать это как угодно.

Наступил момент, когда адмирала пригласил на партию бильярда второй человек в иерархии колонии. Отказаться было невозможно, хотя расставаться с миледи Хилларду тоже очень не хотелось. Она его очаровала, и не просто в банальном смысле этого слова.

Лариса понимающе кивнула, и сэр Мэнсон с облегчением встал.

Тут же к ней подсел Кирсанов.

— Получается?

— Более чем. Что дальше? Уложить его в постель я сумею, когда тебе будет угодно… И что?

К Ларисе Юрьевне жандармский полковник с самого начала знакомства относился с большим уважением и такой же опаской. В том смысле, что считал ее дамой абсолютно непредсказуемой, в любой момент способной на все, что угодно. Хоть с винтовкой от бандитов отбиваться, хоть Троцкому глазки строить, хоть мужу в присутствии посторонних устроить грандиозный скандал.

Единственно, что его не тревожило, так это то, как она поведет себя в действительно серьезной ситуации. Тут — стопроцентная гарантия.

Будь у него другие жизненные принципы, он непременно обратил бы на нее внимание, просто как на женщину.

— Я думаю, насчет постели — пока лишнее. Не уверен, что это доставило бы тебе удовольствие. Да и оперативная обстановка не требует. Однако навязывать своего мнения не собираюсь. Если ты не против — сделаем так…

Он передал ей прозрачный пластиковый патрончик чуть толще спички, с несколькими бледно-желтыми шариками внутри. И вчетверо сложенный лист бумаги.