Школьные сказки (сборник) - Евгения Хамуляк

Когда Славик научился дышать в космосе, его уши, будто откупорившиеся бутылки от газировки, услышали музыку. Много музыки. Та вихрями и разнообразными потоками проносилась мимо Славика. Когда он научился различать и их тоже, то заметил, что вихри – это невидимые существа, и если прикрыть глаза или закрыть один и оставить другой видеть, то существа из прозрачных становятся видимыми. Несколько единорогов проскакало мимо и резко затормозило, завидев странного мальчика, лежащего в деревянной коробке и плавающего в невесомости с одним открытым глазом.

Наконец, когда и этим Славик овладел, и космос ожил и оказался вовсе не вакуумом, как наговаривал на него учебник естествознания, а был так сильно населен и многозвучен (так вот что означало слово «Вселенная», вдруг понял мальчик, который раньше никак не мог догадаться по тем сложным трактовкам понятий, что давала Википедия), что каждое мгновение открывались какие-то новые его жители, выходившие из ниоткуда, и уходившие в никуда, а на вид казавшиеся незнамо чем, прямо как в загадке для Ильи Муромца… И вот послышалась знакомая мамина мелодия…

* * *

Славик почувствовал мамино присутствие… Космос изменялся на глазах, стал переливаться всеми цветами радуги, как северное сияние, из ниоткуда возникла та самая грустно-теплая музыка, которая снилась ему и которую бы он не спутал ни с какой другой…

Юный космонавт лихорадочно стал вертеться по сторонам, выпал из своего деревянного корабля, который, словно тонкий осенний листочек, закрутился в вихрях, уносящих его с космической скоростью куда-то в неизвестность.

Мальчик боялся, что не увидит ее или пропустит, ведь он впервые здесь и может совсем не знать вселенских законов, как неожиданно его, словно мотылька, поймали теплым душистым сачком, и он перестал бултыхаться.

Славик увидел маму и сразу же заплакал, как малыш, хотя раньше, представляя этот момент, давал себе слово вести себя как взрослый. Ее большое розовое, прекрасное лицо, затмившее все звезды, все сияния и весь космос смотрело на него, и огромные кристально-чистые слезы с размером с самого Славика звонко падали вниз, разбиваясь о невидимую вечность.

Он хотел дотянуться до нее руками и потрогать, ведь это являлось самым большим желанием его одиннадцатилетней жизни, но боялся попросить обнять. Мама поднесла ладошку к своему рту, где притаился ее взволнованный сынок, и поцеловала, словно услышав его мысли. Сладкое, невероятно приятное теплое, как солнышко, дыхание чего-то упоительного и волшебного обволокло его, и он успокоился. Славик осознал, мама слышит его, читает его мысли, знает о нем все.

И как только он это подумал, в космосе появились чудесные разноцветные зигзаги ее голоса, от которого затрепетало детское сердце. Хотя мамино лицо по-прежнему сохраняло ласковую, чуть печальную улыбку. Славик сообразил, ей не обязательно говорить, здесь во Вселенной разговаривали на другом языке – языке сердца, доступном всем, у кого оно билось в груди.

– Мой мальчик, – пела своим сердцем мама, – как же я тебя долго искала и как сильно люблю.

Славик откликнулся пылким порывом всего своего существа, что мамочка даже не представляет, как он ее любит, как искал, как хотел добраться до нее побыстрее.

– Я знаю, мой малыш, – она моргнула своими удивительно длинными пурпурными ресницами, а ультрамариновые глаза опять наполнились бриллиантовыми слезами, – теперь ты никогда не потеряешься, – ответила она, – теперь мы навсегда связаны.

Он мог бы так провести вечность в ее теплых ладонях, укрытый ее дыханием и успокоенный ее любящим взглядом. От удовольствия прикрыл глаза и как будто заснул под разноцветные зигзаги маминой музыки. И сквозь закрытые веки видел, что вокруг сначала все смерклось, потом ослепительно вспыхнуло, космос засвистел, затем вновь мелодично раскрылся уже в иной мелодии… Они с мамой куда-то летели, догадался Славик, наверное, увидеть папу.

Ему не хотелось открывать глаза, но любопытство и трепет перед ожидаемым взволновали Славика, и, собравшись с силой духа, он открыл глаза.

То, что он увидел сначала, походило на грандиозное скопление звезд: мириады блестящих точек, мерцающих великолепным сиянием, уходили по спирали в далекую неизвестность. Он вглядывался все больше и стал различать пульсирующий светящийся красным огонек, выделывающий невозможные пируэты, кружась по кривой и как бы заводя звезды в разные ритмичные танцы, от которых они то распадались, то вновь соединялись в спираль.

Славик силился разглядеть, но понял, что напряжение и сильное желание мешают ему. Тогда, закрыв глаза и сделав глубокий вдох и выдох, он расслабился и перестал торопиться. Просто стал ждать, когда все эти сверкающие и мерцающие светила, подгоняемые нервным красным огоньком, разлетятся, а потом опять соберутся под фиолетовые, оранжевые и зеленые, ослепительно-белые туманности в стройную картинку, в которой Славик неожиданно сам для себя различил Огромный Глаз.

Зрачок из сиксилионов сиксилиардов звезд сосредоточенно глядел на маленького сыночка, сидящего на ладони у Слави.

Через некоторое время туманности стали расползаться в неровности, из которых формировались веки и брови, профиль и добрая улыбка Вселенского космического отца Славика.

Нервный красный огонек увеличивал скорость, и послушные звезды уменьшились до едва различимых точек, проясняясь в обширной картинке преогромного человека, держащего на плечах бесконечный мир мегагалактик, которые теперь стали просто кудрями на его вселенской голове.

Титан медленно стал протягивать руку в сторону Славика, второй по-прежнему держа неимоверно тяжелую ношу на мощных звездных плечах, и через время и ураганы, вихри и мелодии, видимое и невидимое, проносившиеся между ними, до мальчика дотронулся огромный палец, размером во всю ладонь мамочки.

Славик не мог поверить и благоговейно, сдерживая порыв, чтобы не рвануть вперед, почтительно перелез с ладони матери на громадный остров-палец отца.

Как только он дотронулся до него, то испытал такое безмерное чувство умиротворения и веры в будущее и во вселенское добро, что понял, папе тоже не нужно говорить. В этот самый миг Славик и был папой, точнее его нераздельной частицей, помыслами и устремлениями.

Мальчик стоял на огромном пальце и ощущал, как под ним нагревается и освещается поле, словно огромный луч света сбросился на него сверху из ниоткуда. Так дарил отец свое внимание и любовь, будто бы в этот миг крепко обнимал сына, сжимал его плечи, не мог насмотреться на красоту и складность мальчика, на подвиг, что тот совершил, на непоколебимую веру в свою мечту, на стойкость и силу!

Хороший, добрый сын, достойный гордости и похвалы…

И юный сынок чувствовал, как от всех этих одобрений становится большим, при этом одновременно оставаясь невероятно маленьким перед лицом безмерно любящего родителя. Славику нравилось это состояние причастности к величайшему и всемогущему опыту, познанному и непознанному, что еще предстояло когда-то пережить, но никогда не догнать, лишь почтительно следовать позади и учиться… Стать еще одной звездочкой, вплетенной в кудри любимого великого отца…