Контрразведчик - Денис Козлов

Трофеи, привезенные с места, скинули в центре отряда, куда сразу бросились журналисты.

— Это центральный ретранслятор, позволявший боевикам осуществлять единое руководство, — улыбался полковник Швадченко в камеры, отсвечивая наградами, навешанными на полевую форму.

Тем временем, чуть поодаль, не замеченные ни журналистами, ни большим руководством, Головин и трое раненных осколками гранат бойцов были погружены в «вертушку» и отправлены в моздокский госпиталь.

— Ты Михайленко? — подошел к Максиму незнакомый подполковник.

— Так точно.

— Привет тебе от Екимова огромный.

— Что?!!

— Я Кулик. Александра вчера видел. В Моздоке. Там по его делу проверку проводят. Он пока не под следствием, на дознании. Может, и обойдется.

Максим, научившийся за короткое время в контрразведке группировки недоверию ко всему и всем, изобразил безразличие и, пожав плечами, ответил:

— Если не виновен — обойдется.

В эту минуту из палатки, разбитой бойцами для Аленького, послышалась возня и шум. Журналисты обратили свои взоры в сторону, из которой доносились звуки, и разочарованный Швадченко вошел к Аленькому.

— Что за мудло расселось на моем диване? — басил старый полковник.

— Простите, простите, не мудло, а доцент военной академии, начальник кафедры тактики внутренних войск полковник Васюковский, — отвечало тело, пытавшееся спиной вжаться в диван подальше от разъяренного старика.

— Да мне по хрену, какой ты кафедры, какой ты доцент, спиногрыз вонючий! — не унимался полковник, не замечая ни Швадченко за спиной, ни горстку журналистов. — А ну, пошел в жопу с моего дивана!

— Но позвольте, — взвизгнул полковник, увидев включенные камеры журналистов.

— В жопу, — показал своим длинным, как указка учителя, пальцем Аленький. Заметив публику, он снял бронежилет и обратился к собравшимся: — Покиньте палатку офицера.

Журналистов и пришлых полковников стали оттеснять к выходу вбежавшие офицеры отряда, вежливо показывая, где выход.

Швадченко, красный от ярости, приблизился к Аленькому.

— Вы мне, товарищ полковник, за это ответите. Это срыв мероприятия, запланированного управлением по воспитательной работе. Мы тут лицо войск показываем, а вы… вы все срываете…

— Судя по тебе, — фамильярно и не глядя на Швадченко, ответил командир отряда, отряхивая свой диван, — мы не лицо, а задницу показываем.

— Да я… Вы у меня… — проговорил полковник и, резко развернувшись, вышел, состроив дежурную улыбку на выходе перед камерами.

— На войне бывают нервные срывы. Сейчас идет обновление войск, и скоро место дослуживших до пенсионного возраста займут молодые офицеры. Надежда войск. А теперь — прошу осмотреть снова трофеи.

Направив журналистов на цель, Швадченко зашел в КШМ (командно-штабная машина) и потребовал связиста запросить штаб Ханкалы.

— Соедините меня с командующим группировки, — начал он. — Товарищ командующий, начальник наградного отдела, руководитель специальной операции по уничтожению бандгруппы в Ножай-Юртовском районе полковник Швадченко. Докладываю, что командир 20-го ОСН в нарушение всех наставлений… Так точно, полковник Аленький… Так точно. Но он оскорбил полковника Васюковского, прибывшего для сбора опыта войск! Нет… Но он… Куда?

Радист расслышал громкие, последние в эфире слова командующего: «В задницу, Швадченко, иди в задницу…»

— Есть! — ответил расстроенный полковник и, увидев ухмылку связиста, резко повесил трубку. — Как ваша фамилия?

— Сержант Гордеев.

— Доложите своему командиру, что полковник Швадченко объявил вам выговор…

Поздно вечером Аленький повел отряд далее, в сторону Ведено, оставив трофеи и пленного с разведкой военной комендатуры района на попечение Кулика и Михайленко. Пока ехали с горного плато в Ножай-Юрт по многочисленным дорогам-серпантинам, над колонной постоянно кружили орлы. В самом же Ножай-Юрте орлов не было. Только вороны, расхаживающие по дороге.

Здание комендатуры, по сути, являлось большим блокпостом. Добротные бетонные стены и забор, мешки с песком у стен, «ежи» у въезда. Местная комендатура привыкла быть фильтрационной зоной для задержанных, проще — фильтром. Сюда свозили и настоящих преступников на допросы, и представителей местного населения — для сбора информации.

— Айбика Данкаева, — произнес Кулик полушепотом, когда остался один на один с Максимом.

— Что, простите?

— А я почем знаю. Так Екимов сказал.

— И все? Только Айбика Данкаева?

— Ну да… Сказал, передай Михайленко, и он все поймет…

— Вот так и нах… Чего я понять-то должен?

— Я не в курсе всего, — Кулик почесал затылок. — Не знаю, чего это, Екимов мне ничего не рассказал. Но вот за что купил, за то и продаю… А кто эта Данкаева?

— Журналистка…

— Как я эту братию ненавижу. Тут, в Грозном, двух дур задержал. Они на один срок прилетали сюда и у нас запрос делали. А остались на дольше. И маршрут указанный изменили. Ехали с благотворительным финско-чеченским фондом «Имам-гуль-азама». Сказали, что новое редакционное задание получили и остались. Я их не подозреваю ни в чем, но проучить их надо. Пока под «домашним арестом» в Ханкале сидят, завтра-послезавтра выпустят их.

— Мария Северова и Настя Сухова?

— Да, — Кулик сделал удивленные глаза. — А ты откуда знаешь?

— Так… В Гудере их видел. Айбика Данкаева…

— Не парься, если вспомнить не можешь. Потом все это, утром. У нас тут персонаж со спецоперации в изоляторе. Да еще разведчики четырех местных привезли. По подозрению… Нужно допросить.

— Давайте раньше начнем — раньше окончим. Но я ни разу…

— Знаю. Ни на фильтрах не был, ни дознание не проводил. Учись, студент. Главное — если возникнет вопрос — смотри человеку между бровей — ну, туда, где у индусов точка.

— Это зачем?

— Древние утверждали, что так человек не сможет выпить твою энергию, хм… На самом деле так у подозреваемого создается впечатление, что ты его видишь насквозь. После командировки, думаю, тебя на курсы совершенствования офицерского состава направят, и ты там все узнаешь. И о невербальном общении, и о методах сбора информации и ведения дознания. Сейчас лишь запоминай. Понял?

В бетонном, без окон и щелей, кубе помещения для дознания из мебели были три стула и стол с компьютером. Задержанный сидел в наручниках посреди комнаты. Максим за столом, а Кулик медленно ходил по периметру.

— Итак, начнем сначала, — медленно и спокойно продолжал допрос Кулик. — Вы — Адам Ганиев, семьдесят седьмого года рождения, уроженец Шали?