На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ
Шрифт:
Интервал:
Над нами нависли тучи.
В это время к нам поступил на работу молодой техник. Он был кандидатом в члены партии. Я был комсомольским деятелем, и потому он попросил меня уладить его несколько запутанные дела с поступлением в партию. Я осторожно расспросил его и увидел, что это честный, наивный парень.
Я спросил его прямо:
— А зачем тебе это нужно?
— Не нужно. Просто уговорил парторг в армии.
Я осторожно напомнил ему о Сталине, о Хрущеве. Он понял и попросил помочь отделаться от высокой чести быть членом партии. Это оказалось нетрудно (хотя небольшие неприятности у него все же были потом).
Однажды по институту разнесся слух: будут проверять работу лаборатории Кия и Колесникова. Антомонов вошел в комиссию.
Оказалось, что лаборатория эта заключила договор с Министерством обороны и под честное слово закупила на огромные суммы множество приборов. (Один из них впоследствии перекочевал к нам — суперсовременный спектроскоп, купленный за большие деньги в ФРГ. Мы спрашивали у сотрудников Колесникова, зачем он был им нужен. Оказалось, что прибор купили на всякий случай, была идея, что с его помощью будут исследовать какие-то излучения тела. Какие — никто не знал.)
Комиссия установила, что, пользуясь секретностью, Кий и Колесников писали нелепые статьи, переполненные военными грезами. Эти статьи читали только чины армии. Понимали они только грезы, а всю научную муру оставляли исполнителям.
После проверки было проведено совместное профсоюзное собрание нашей и их лаборатории. О выводах комиссии нам не говорили.
На собрании обсуждались интриги их руководства, всевозможные подлости, которые они делали нам и амосовцам. Нас поддержали их рядовые сотрудники.
На собрании присутствовал представитель от партбюро института, человек явно не глупый и, кажется, честный. В конце собрания он подытожил все наши обвинения и предложил слить лаборатории.
Затем произнес:
— Сейчас проведем закрытое партийное собрание. Коммунистам остаться.
Все чуть не рассмеялись — остались только те, кого только что громили (единственный наш член партии давно уже перешел в другой институт; сотрудники уговаривали меня поступить в партию, т. к. нехорошо, что в лаборатории нет ни одного члена партии, но я отказался).
Наш техник подошел и поблагодарил меня:
— Спасибо, что сейчас я не с ними.
Кия и Колесникова, а также парторга Бухарина выгнали из лаборатории «за авантюризм в науке».
*
Я сблизился с несколькими бывшими сотрудниками Колесникова.
Один из них рассказал мне о порядках, царивших у них.
Однажды его вызвали Колесников и Бухарин.
Колесников спросил: «Вот ты часто встречаешься с этим жидом — X. Разве у тебя нет друзей среди русских и украинцев?»
— А какое значение имеет его национальность? Он интересный ученый.
— Евреи в науке всегда работают только на себя. Например, даже у Эйнштейна не было своей научной школы. А Ландау?
Парторг только поддакивал.
Колесников после войны служил в войсках НКВД и принимал участие в борьбе с бандеровцами (у нас в стране официальная пропаганда не делает различия между разными течениями националистического партизанского движения на Украине. Бандеровцами называют и тех, кто был с фашистами, и тех, кто боролся с фашистами, и тех, кто ни с кем не боролся и никого не поддерживал, в частности, советскую власть).
Пьяный, он рассказывал о методах борьбы НКВД. Вот им дали список партизан данной местности. Они врываются в хату и спрашивают:
— Иван дома?
— Нет. Я брат его…
Брата расстреливают, а в списке против Ивана ставят крестик — враг уничтожен.
Бывали случаи, когда «Иван» уничтожался по 3–4 раза.
Самое парадоксальное, что этот Колесников презирал советскую власть, коммунистическую идеологию, «быдло» — рабочих, крестьян. Но жил он по своей любимой пословице: «С волками жить, по-волчьи выть».
Мой шеф, Лнтомонов, человек в некоторой степени честный, пытался убедить Колесникова, что методы его борьбы с конкурентами в науке не совсем чистоплотны. Он всегда отвечал ему этой пословицей.
Незадолго до моего ареста я узнал, что Колесников благополучно устроился в одном из биологических институтов, а Кий перешел в другой отдел нашего института. Ведь они — верные генеральной линии партии люди.
У меня накопилось много наблюдений о моральном облике ученых. Большинство из них и умнее, и честнее Колесникова. Мне бы не хотелось очернять советскую интеллигенцию. Но не случайно, что среди академиков не нашлось почти никого, кто поддержал бы Сахарова, среди писателей — Солженицына.
*
В последнее время в Советском Союзе среди интеллигенции усиливается тенденция не участвовать в злодеяниях государства. Честные, думающие ученые пытаются не лгать в науке, не помогать развиваться военной промышленности. Честные педагоги предпочитают преподавать точные науки: там не надо лгать.
Моя жена по тем же соображениям с удовольствием перешла из Кабинета дошкольного воспитания в Кабинет игр и игрушек, потому что, казалось, здесь не будет лжи. Шахматы и куклы — вне идеологии.
Но…
Солженицын призвал «жить не по лжи». Этот принцип — один из принципов демократического движения. Но у нас на Родине почти невозможно соблюсти этот принцип, жить по нему практически.
Когда Таня изучила теорию игрового воспитания и практику его в детских садах, то убедилась, что и играми можно лгать.
До последнего времени одним из принципов советской педагогики было ограничение военных игрушек: винтовок, танков, пушек и т. д. Но потом стали проповедовать «военно-патриотическое воспитание», внедрять его не только в школе на уроках, но и проводить через игры, игрушки. Для советских идеологов патриотизм стал почти что синонимом милитаризма.
Проводят военные игры «Зарница» по всей стране и в это же время высмеивают военизацию школ
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!