Нашествие Тьмы - Роберт Энтони Сальваторе

— Я могла бы с тебя кожу живьем снять за такие мысли, — произнесла она.

— Какие мысли? — переспросил Джарлакс, делая вид, что задет за живое. — В таком случае мой разум для тебя закрыт, Мать Кьорл! Хоть я всего лишь мужчина, но вряд ли такое занятие можно одобрить. Ллос бы это не понравилось.

— К черту Ллос! — рявкнула Кьорл, и Джарлакс опешил от столь недвусмысленного святотатства. Ни для кого не было секретом, конечно, что Дом Облодра не числился среди наиболее религиозных семейств дроу, но они всегда по крайней мере симулировали благочестие.

Лицо Кьорл посуровело.

— Если бы Ллос стоила моих молитв, она бы знала, в чем заключается истинная власть, — сказала она. — Именно разум отделяет нас от низших. И порядок должен быть установлен в соответствии с силами разума.

Джарлакс ничего не ответил. У него не было ни малейшего желания вступать в дебаты со столь опасным и непредсказуемым врагом.

Кьорл не стала вдаваться в дальнейшие объяснения и взмахнула рукой, словно отметая эту тему. Она была чем-то раздражена или расстроена, Джарлакс ясно видел это, а раздражение этой особы могло обернуться для него неприятностями.

— Теперь Паучья Королева не властна ни над чем, — изрекла Кьорл. — И надо мной тоже. С сегодняшнего дня.

Джарлакс изобразил удивление.

— Но ведь для тебя это не новость, — проговорила она тоном обвинителя.

Так оно и было — Джарлакс только удивлялся, почему Облодра так долго выжидала, ведь другие Дома совершенно беззащитны, — но решил не сознаваться.

— И чью же сторону займет Бреган Д'эрт? — спросила Кьорл.

Джарлакс понял: все равно, какой ответ дать, поскольку Кьорл, очевидно, собиралась указать ему, какую позицию занять.

— Победителей, — наконец беззаботно произнес он с загадочным видом.

Кьорл усмехнулась, отдавая должное его изворотливости.

— Победительницей буду я, — заверила она его. — Все закончится очень быстро, прямо сегодня, ценой очень немногих жизней.

Джарлакса последнее заявление озадачило. В Доме Облодра никогда не было принято ценить жизнь, будь то дроу или кто-то еще. Третий Дом был столь малочисленным в основном благодаря тому, что члены этого дикого семейства гибли приблизительно с той же частотой, что и рождались. Широко была известна игра, в которую принято было у них играть, — ставки в ней были непомерно высоки, а называлась она, по какой-то странной иронии, Халесс, что обозначало на языке дроу «доверие». Над самым глубоким участком бездонной расщелины Клорифты повисал и шар мрака и магическое безмолвие. Соревнующиеся темные эльфы должны были висеть внутри шара при помощи силы левитации. Невозможно было что-либо увидеть и услышать в шаре, так что рассчитывать приходилось исключительно на храбрость.

Тот, кто первым выпадал из темной сферы на твердую землю, считался проигравшим, так что смысл заключался в том, чтобы удержаться внутри до последней доли секунды, пока действовало заклинание левитации.

Но чаще всего оба упрямых игрока оставались внутри чересчур долго, и оба падали в пропасть.

И вот теперь не знающая пощады Кьорл, живое воплощение коварства, пытается уверить его, что потери дроу будут очень незначительными. Джарлакс невольно спросил себя, по чьим же меркам, потому что Кьорл вполне могла перебить половину населения города к концу дня.

Но от наемника все равно ничего не зависело. И он, и Бреган Д'эрт в той же мере полагались на волшебство, как и все остальные темные эльфы, а теперь, когда магия отказывалась служить, он был не в состоянии воспрепятствовать Кьорл входить в его личную комнату — и даже в свои сокровенные мысли!

— Сегодня, — хмуро повторила Кьорл. — А когда все будет кончено, я вызову тебя, и ты явишься.

Джарлакс не стал отвечать — в этом все равно не было нужды, потому что Кьорл снова проникла в его разум. Он ненавидел ее, он ненавидел то, что она собиралась сделать, но Джарлакс всегда отличался умением мыслить здраво, и, если все пойдет так, как предсказывала она, он действительно явится на ее зов.

Она улыбнулась, потом контуры ее фигуры расплылись, и она, как призрак, просто ушла через каменную стену.

Джарлакс откинулся на спинку кресла, нервно барабаня пальцами по столу. Никогда еще не доводилось ему чувствовать себя столь беззащитным и так связанным по рукам и ногам. Он мог бы, конечно, переговорить с Матерью Бэнр, но какой в этом толк? Даже Первый Дом, самый большой и надменный, не мог бы оказать сопротивление Кьорл, ведь у нее сила, а у них — нет. Похоже, Матери Бэнр вскоре не будет в живых, как, в общем-то, и всего ее семейства, и куда тогда деваться наемнику?

Скрываться он, конечно, не станет. Он пойдет к Кьорл.

Джарлакс понимал, почему она посетила его и почему для нее было так важно переманить его к себе, даже несмотря на то, что она, казалось, восторжествовала. Он и его банда были единственными дроу, имевшими какие-то выходы за пределы Мензоберранзана, а для той, что намеревалась стать Матерью Первого Дома — хотя в последнее тысячелетие никто не вынашивал таких планов, — это было важно.

Джарлакс продолжал барабанить пальцами по столу. Может, настало время перемен? Но он сразу же отмел столь ободряющее предположение, поскольку, даже окажись он прав, перемены были бы отнюдь не к лучшему. Очевидно, сама Кьорл считала, что сбои в магии временны, иначе она не была бы столь заинтересована в том, чтобы привлечь к себе Бреган Д'эрт.

Джарлаксу оставалось только молиться, чтобы она оказалась права, особенно в том случае, если ее нападение удастся (а у наемника не было оснований в этом сомневаться). Он понимал, что, если Первая Мать Кьорл, которую он ненавидел больше всех дроу, будет по собственной прихоти вторгаться в его мысли, долго ему не протянуть.

* * *

Для дроу она была слишком прекрасна; кто бы ни взглянул на нее, мужчина или женщина, любому она показалась бы воплощенным совершенством. И эта необычайная красота одна хранила ее от копий и арбалетов дворцовой стражи Бэнр. Бергиньон же, едва завидев ее, пригласил во дворец.

Волшебное ограждение не действовало, а ворот, в обычном понимании этого слова, в ограде дворца Бэнров не было. Раньше паутина ограды по приказу расступалась и скручивалась наружу, образуя довольно большое отверстие, но теперь Бергиньону пришлось просить гостью забираться через верх.

Она ни слова не сказала и просто подошла к ограждению. И паутина свернулась, образовав проход, словно все остатки волшебных сил, заключенные в ней, всколыхнулись перед лицом этого существа, телесного воплощения божества, сотворившего ее.

Бергиньон шел впереди, хотя и был совершенно уверен, что эта женщина не нуждается в провожатых. Он понял, что она направляется к часовне, — а куда же еще? — поэтому велел нескольким солдатам разыскать мать.

За дверями в часовню их встретила Сосумпту, поскольку эта святыня была в ее ведении. Она хотела было преградить им путь, но тотчас же спохватилась.