Любовь как война - Ольга Володарская

– Святая-то наша… не такая и святая! – хохотнул он.

– Ты о ком? – недоуменно переспросил Амон.

– Она! – друг указал своим перстом на Наташу. – Она не зая. Условная судимость за мошенничество. Но это не все! Костян две недели назад подписал на нее свою квартиру.

– А почему именно тебе полицейские об этом сообщили?

– Я просто услышал их разговор. Кстати, с секунды на секунду они сюда явятся, чтобы предъявить обвинение!

Амон посмотрел на Наталью. Она беспомощно опустила голову и не позволила заглянуть себе в глаза.

Он и сам не знал причины своего гнева. Вернее, причин было несколько. Но какая конкретно стала той спичкой, что разожгла костер его недовольства, Боря не мог разобраться.

Он приехал в Россию после стольких лет, а ему на родине некомфортно.

Из его друзей, тех самых, лучших, настоящих, один окончательно слетел с катушек, второй убит, а два оставшихся будто ему и не особенно рады!

Его, как подозреваемого, терзают представители правоохранительных органов…

И нет женщины любящей и любимой, готовой его поддержать.

Он, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Взял с тумбочки сигареты, закурил.

Вот и они не те! Будто веники подожгли, а он дым вдыхает.

Чертыхнувшись, Борис затушил сигарету. Может, настало время бросить? Раз от курения никакого удовольствия…

Он вспомнил «бомжацкие» времена. Сигареты представлялись ему тогда самым ценным приобретением. Можно не поесть, не выпить, не залатать валенки, но… как пел Виктор Цой, «Если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день!». Причем хотелось иметь именно ее – пачку. Свою! А не «стрелять» по сигарете у прохожих. Поэтому деньги, которые у него появлялись, он тратил на «Космос». Мало – на одну пачку, много – на блок. А еду и одежду всегда можно было раздобыть даром. К спиртному же Боря был равнодушен. Выпивал, только если мерз. И тут на помощь ему, как правило, приходили старшие товарищи. У них всегда было что-нибудь: дешевая водка, спирт «Роял» или портвейн «Анапа».

Тогда ему не хватало одного – мороженого! Он с детства обожал это лакомство и мог есть его каждый день. Но, как ни странно, когда появилась такая возможность, Боря к мороженому охладел и ел его теперь от силы раз в месяц. Возможно, потому, что оно было уже не то. Даже знаменитое итальянское джелато, воспетое еще в «Римских каникулах», не шло ни в какое сравнение с обычным советским пломбиром за двадцать копеек…

При воспоминании о нем рот Бори наполнился слюной. Захотелось ощутить на языке вкус того мороженого. И погрызть вафельку стаканчика, а ее размякшее донышко проглотить не жуя. И зажмуриться, ощутив прохладное щекотание в горле.

Боря вскочил с кровати и направился в прихожую. Он знал, чем себя если не порадовать, то развлечь. Сейчас он зайдет в супермаркет в соседнем доме, накупит мороженого (только отечественного!) и устроит дегустацию.

…Спустя полчаса Борис вернулся домой с небольшим пакетом. К его удивлению, российского мороженого в магазине оказалось не так уж много. Холодильники со всякими иноземными лакомствами (вернее, изготовленными по лицензии на предприятиях РФ) занимали большую часть зала, в котором продавались десерты. Их он обходил стороной. Искал родное. В итоге выбрал несколько сортов российского мороженого и пару белорусского, как-никак дети одного папки – Советского Союза.

С пакетом он прошел в кухню. Разгрузился. Перед тем как разложить мороженое по блюдцам, поставил чайник. Подумав несколько секунд, достал из холодильника початую бутылку лимонной «бехеровки». Сейчас он устроит себе настоящий пир!

Через десять минут к пиру было все готово. Шесть блюдец и три пиалы наполнены мороженым, поллитровая бульонница – кофе (дома он пил растворимый, и в больших количествах), а рюмка на тонкой ножке – настойкой. Еще на столе стояла тарелка с сыром. Сладкое Борису всегда хотелось заесть соленым. Были времена, когда он, слопав банку варенья, нарезал себе сала и поедал его без хлеба, уделяя особое внимание жесткой пересоленной кожице.

Усевшись за стол, Боря вооружился ложкой и приготовился зачерпнуть ею крем-брюле, когда затрезвонил его телефон. Обругав себя за то, что не отключил его, Кожевников потянулся к подоконнику, на который бросил аппарат, и посмотрел на экран. Номер оказался знакомым, но в телефонной книжке сохранен не был.

Брать – не брать?

И тут Борю осенило! Он вспомнил, чей это телефон…

Брать!

– Слушаю, – проговорил, как он надеялся, спокойно.

– Привет, – услышал в ответ.

– Здравствуйте, с кем имею честь?..

– Борь, это я, неужели не узнал?

– Нет, простите.

– Ты что же, и номер мой удалил?.. Да лааааадно!

– А… Теперь узнал! Это ты, Лола?

– Я, – обиженно буркнула девушка. Она ожидала другой реакции на свой звонок: радостных воплей, а возможно, и рыданий. Лола считала их высшим проявлением восторга.

– Как поживаешь?

– Ты удалил мой номер? – не унималась она.

– Я тебе звонил, но слышал одно и то же: «Аппарат абонента выключен».

– Да, какое-то время так было… Я вынуждена была скрываться… – И уже патетично: – Так было нужно!

Боря не сдержал смешка. В какой мелодраме она это подсмотрела?

– Тебе весело?! – вскипела Лола. – Вместо того чтобы спросить, что произошло в моей жизни… какая беда?.. ты… ржешь?

Моя девочка, с нежностью подумал Боря. Взрывная, импульсивная, дерзкая…

Глупенькая, предсказуемая…

Хитрая.

Наивная и расчетливая одновременно! Она сбежала от Бори, чтобы он понял, как ему плохо без нее. И думала, что он ее не раскусит, когда она объявится-таки.

Интересно, какую сказочную историю она заготовила?

– Что произошло в твоей жизни, Лола? – мягко спросил Боря. – Какая беда?

– Это не телефонный разговор.

– Хорошо, давай поговорим вживую. Приезжай ко мне.

– Если ты вышлешь мне билет, я буду в Праге уже ночью.

– Я пошлю за тобой такси, – усмехнулся Боря. – Сейчас я в Москве.

– Да? Правда? Что привело тебя сюда?

Конечно же, она решила, что он приехал ее искать.

– Лучший друг погиб. На похороны приехал, – решил отделаться полуправдой Боря.

– Ой как жаль… – В голосе ее слышалось искреннее сочувствие. Лола была сострадательной девочкой. – Который из четырех умер? Дурачок? – он рассказывал ей о друзьях детства.

– Нет. Костя.

– Значит, не своей смертью. Такие, если их не убивают, до ста лет живут…