Три дня - Бернхард Шлинк

— Где пруд, там наверняка был и островок. — Приглядевшись, он нашел во впадине возвышенный участок и на нем два камня, на которых когда-то, должно быть, покоилась скамья.

И все это время он вел себя с такой подкупающей скромностью, что вскоре Кристиана начала воспринимать его почти как родного и предложила ему погулять одному и посмотреть все, что ему интересно. Ей же, дескать, пора возвращаться на кухню.

Но он недолго оставался один. Андреас, которому Кристиана рассказала о Герде Шварце, не поддался чарам его воспитанности и скромности:

— У вас есть мобильник? Можно мне на него посмотреть?

Когда Герд Шварц в недоумении протянул Андреасу свой телефон, тот засунул его себе в карман.

— Я верну его вам, когда вы будете уходить. Мы не хотим тут никаких телефонных звонков.

Герд Шварц с добродушной иронией спросил:

— Вы боитесь излучений?

Андреас вместо подтверждения неопределенно развел руками и пошел с Гердом Шварцем, не думая оставлять его одного. Когда они, обойдя парк, приближались к дому, из салона вышел на террасу Йорг. Он остановился, щурясь от лучей заходящего солнца, подтверждая всем своим видом, что он именно тот, чей портрет в последние недели можно было встретить в каждой газете и каждой передаче. Отметив про себя, что Герд Шварц, словно не узнав этого лица, не выказывает никаких признаков удивления или любопытства, Андреас еще больше укрепился в своих подозрениях. Но тут его опередила Кристиана:

— Не торопитесь уходить, побудьте еще!

Герд Шварц охотно согласился.

Андреас не питал надежды, что нового гостя, буде он окажется лазутчиком, можно заставить молчать, пригрозив судебным преследованием. Значит если здесь будет сказано что-то лишнее, то для безопасности придется придержать его тут.

— Ну, как удалась ваша экскурсия? — спросила Кристиана, обращаясь к обоим супружеским парам и Андреасу.

Ингеборг дала отчет о посещении разрушенного монастыря и репетиции концерта, на которой они побывали и которая произвела на них большое впечатление:

— Потом мы посидели у озера, все были немножко пьяные, сонные и довольные, пока эти трое не сцепились друг с другом. Левый проект — вот из-за чего они так распалились, как будто он в наше время еще кого-нибудь волнует!

— Разумеется нет, дорогая, — начал Ульрих, стараясь говорить как можно терпеливее. — Мы знаем, что сегодня он уже никому не интересен. Мы сцепились, выясняя, кто именно окончательно доконал левый проект. — Обратившись к Андреасу, он продолжал: — Мы с тобой можем прийти к согласию. К этому имеет отношение и то, и другое: бесправие человека при тотальной власти государства на Востоке и усиление терроризма на Западе. Вместе они доконали левый проект. Однако то, что говоришь ты, Карин… Как ни замечательны достижения феминизма и движения за сохранение окружающей среды, но то обстоятельство, что мы сортируем свои отходы и что пост бундесканцлера у нас занимает женщина[51]— представительница Христианско-демократической партии, не имеет никакого отношения к левому проекту.

Йоргу с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы дослушать Ульриха до конца:

— Опять я в чем-то виноват? Теперь оказывается, что и левый проект загубил я? А ты-то над ним трудился в своей зубопротезной лаборатории и ты в своей адвокатской конторе? Сколько же в вас ханжеского… — Стиснув зубы, он не договорил «дерьма», но так и не придумал, чем его заменить. — Смысл левого проекта в первую очередь в том, что человек может выступить против насилия государства, может его сломить, вместо того чтобы быть сломленным им. Это мы доказали нашими голодными забастовками, нашими самоубийствами и нашими…

— …убийствами. Бессилие пришедшей в негодность государственной власти доказывает каждое предприятие глобального масштаба, переставшее платить налоги, потому что, платя налоги, оно имело бы одни убытки, а получая прибыль, может их не платить. Для этого не требуется человекоубийства и не нужны террористы.

Герд Шварц с интересом прислушивался к разговору. Если в первый момент он не узнал Йорга, то сейчас, казалось бы, должен был наконец догадаться, кто перед ним. Неужели при той шумихе, которая поднялась вокруг помилования Йорга, он вообще о нем ничего не слышал? В таком случае, решил Андреас, это значит, что, если новоявленный гость теперь узнал Йорга, но помалкивает о своем открытии, у него должны быть на это свои причины. Так что же, здесь так-таки нет повода для подозрительности? Безобидный искусствовед, понимаете ли, совершенно равнодушный к политике?

Кристиана беспомощно обвела взглядом собравшихся. Сейчас Йорг опять начнет спрашивать Хеннера, какие чувства он испытывает при мысли, что тогда его предал, а теперь явился праздновать его освобождение. И точно, вот оно, как угадала!

— Ты еще не ответил на мой вопрос. Ты тогда посадил меня в тюрьму, а теперь празднуешь мое освобождение — интересно, что ты при этом чувствуешь?

Хеннер стоял рядом с Маргаретой, не рука об руку, однако бок о бок.

— Да, я действительно подумал, что ты воспользуешься хижиной в качестве укрытия или перевалочного пункта. Однажды я поехал туда и оставил тебе там письмо. Возможно, меня выследила полиция, я этого не заметил. Нашел ты письмо?

— Письмо от тебя? — Йорг был сбит с толку. — Нет, никакого письма от тебя я не находил. Да и когда мне было его находить, полицейские сразу же арестовали меня. Ты упоминал об этом письме, после того как мне вынесли приговор и ты навещал меня в тюрьме?

— Совершенно не помню. Я только помню, что ты со мной не разговаривал, а только обзывался. «Долбаная задница недоделанная» — мне это запомнилось, потому что меня возмутила «недоделанная». Я так и не понял, что это могло бы значить.

— Я тогда не очень-то горел желанием беседовать с тем, кто меня выдал. Так, значит, ты не… — Йорг помотал головой.

— Судя по тому, как ты это сказал, тебя это огорчило. Тебе было бы приятнее услышать, что твой старый друг, буржуазная недоделанная задница, предал тебя?

— Приятнее, если бы ты… Нет, мне это не было бы приятнее. У меня только не укладывается, что… Уж если тебя полиция держала под наблюдением и выследила, то за кем же она в таком случае не вела наблюдения? Сколько времени тогда прошло с тех пор, как мы перестали встречаться? Ведь еще до того, как я ушел в подполье, мы уже не виделись несколько лет. Среди моих контактов ты был не слишком многообещающим, и все же полиция за тобой… — В голосе Йорга слышалось не столько огорчение, сколько недоверчивость.

— Вы никогда не были сильны в правильной оценке полиции. Впрочем, откуда мне знать! Может быть, кто-то другой из ваших приходил на перевалочный пункт, чтобы принести что-то или унести, и полиция выследила не меня, а этого человека. Кстати, не пора ли нам заняться аперитивом?