Кошкин дом - Илья Спрингсон

да и тот наверное не знает.

А пока я в кабинете этого опера смотрю на деревянную фиговину, размером в полстола, миниатюру тюрьмы охренительных размеров, с пошлой зековской вязью «Владимирский централ».

Спал почти весь день. Просыпался только взять рыбу. Рыба вкусная. Пошла к моим запарикам, я сделал себе ужин на двух персон, заварил чай, отписал крытникам, чтобы прислали самогонки, мне ответили, что самогонки нет, но есть герыч, от герыча я отказался, хватило с меня блевать ещё на КД, потом ещё раз отписал насчёт трубы. Хотел позвонить маме.

Ответ пришёл, что нам на дурпродол трубы не гоняют, тысяча извинений, что здесь эти трубы дураки грызут и убивают, а они в тюрьме сам знаешь, что и всё такое…

Зато следующим грузом загнали самогонки. Поллитровую бутылку из-под минералки. С сопроводом, типа, мы тут подумали и вспомнили. Ты же говорил, что сегодня твой день рождения. Поздравляем. Даст бог, следующий будешь встречать на воле. Ну и всё в таком духе.

Самогон гонят тут все. Запах даже по тюрьме стоит, даже не запах, а духан.

И вот я в 12 ночи, под аккомпанемент херни местной радиостанции, вместе с кошкой, которую зовут Баланда, в 15й хате 1го корпуса 2й тюрьмы торжественно смотрю в окно, держа в руке пластмассовую кружку, мой фаныч, прошедший уже и этапы и Кошкины Дома, держу кружку, в которой плещется самогон от крытников, смотрю в кусок окна, между снегом и ночью, и поздравляю себя с днём рождения.

Поздравляю тебя, Илюша. Тебе сегодня 32.

06.02.2011.

Самогон очень хороший. Чистый. Я полгода не пил ничего спиртного, теперь я поплыл и перезагрузился. Теперь буду доделывать эту бутылку и ходить по камере. Я буду мечтать и думать. И мысли будут о музыке и, конечно, о Ней. Она же думает сейчас обо мне. Я это чувствую. А это значит, что я живой, что она жива и что скоро вся эта дрянь закончится. А пока ходи. Ходи, Кот.

День рожденья у меня, маленького, всегда выпадал на какие-нибудь вторники. Я просыпался утром, и мама говорила, что я стал на год взрослее, и я бежал смотреться в зеркало, в котором отражался, на год повзрослевший, – я. И становилось только грустно от этого. Подарки, которые дарили, немного скрашивали этот день, но быстро уничтожались, а я клял весь мир за то, что день рожденья у меня зимой, а не как у Кирюши – летом.

Вечером я забирался на окно и смотрел в тёмное ничто, и дышал на стекло и ждал, всё чего-то ждал, когда кончится эта проклятая зима, которая хорошая, но когда я у бабушки. А этот день я всегда с родителями, и они опять собачатся, вечно чего-то делят. И я поэтому смотрю в окно. Там будущее, которое счастливо, а пока я вечно что-то жду. Я закрыл дверь в комнате и не хочу с ними общаться, я не хочу здесь жить.

Когда я учился в школе, когда был совсем большой, то ещё и там поздравляли всякие дебилы и учителя. Зачем меня поздравлять, оставьте меня с моим детством, отпустите меня к чёртовой матери, я не хочу здесь жить.

И ничего не изменилось. Я так же смотрю в окно, только я теперь пьяный и торчу в тюрьме и на хуй мне это всё нужно?

Бляха, если бы не Настя – вздёрнулся бы сейчас без вопросов. На хер мне эта жизнь?

Стой, тормози, кот, а ведь в жизни столько прекрасного!

– Особенно тюрьма эта.

– Да хуй с ней, с тюрьмой, это временно.

– А потом опять?

– Да нет, потом счастье.

– Вот эта вечная неприкаянность и бездомное одиночество?

– Да нет, всё будет хорошо.

– Почему? Почему, чтобы заполучить счастье нужно вот это всё?

– Да сам виноват.

– Да хуй знает, кто виноват. Судьба может?

– Да пошёл ты на хер, нет судьбы.

– А Бога?

– Бога тоже нет. Если бы он был – то он бы любил тебя.

– Это с какого перепоя?

– Ну, говорят, что он любит всех.

– Да пошёл он тоже на хуй.

– Тише ты. А вдруг есть, и ты пиздюлей получишь за такие слова.

– Я уже получил. И сколько ещё получу.

– Ты успокойся, ведь живой.

– А на хера я живой?

– Ну, она у тебя есть.

– А точно есть?

– Да.

– Откуда ты знаешь, кот?

– Потому, что она тебя любит, а ты, сволочь, которая отмазывается на дурака, после гадостей, которые ты сделал для неё.

– Я не делал гадости для неё. Я..

– Пошёл ты на хуй, долбоёб. Бери вон коня, вешай на решку, не на решке тебя в шнифт спалят, хотя не спалят, иди вешайся, тебе не нужно жить. Тебе не нужно жить здесь, живи где-нибудь в Раях и Адах, если они есть, но вот хуйня в чём, может их и нету.

– Пошёл ты тоже на хуй, я буду жить. Я всё стерплю. Я её люблю очень и не стану убивать нас нас обоих.

– А вы есть, оба-то?

– Да есть, не еби мозги.

– Откуда знаешь?

– Чувствую.

– Ну если чувствуешь, тогда не еби себе мозги и живи. Хотя бы ради неё.

– Ты тоже не еби мозги.

– Ложись спать. Завтра может в дурдом поедешь.

– Охуительная перспектива.

– Другой нет. Пожелай ей спокойной ночи и ложись. Укройся, чтобы не замёрзнуть и кошку выпусти, она уже полчаса просится.

Спокойной ночи. День рожденья прошёл удачно. Мир прекрасен.

Всё будет хорошо. Покури и посмотри в потолок, там лампочка, а вместо плафона пачка «Примы», чтобы было потемнее. Мусора просят только, чтобы ты снимал эту хуету во время проверок. Непорядок, говорят.

Мусора просят. Где в Москве мусора просят? Смешно.

Или кировский конвой, например, ПРОСИТ…

Угораю от смеха. Владимирский централ, воспетый гопниками, после гениальной песни Круга, настолько лайтовая тюрьма, если сравнивать с Москвой, что становится смешно. И хорошо, что так всё вышло, хорошо, что едешь в дурдом, хорошо всё. Туши свою сигарету и спи. Спокойной ночи Насте пожелай и спи. Отдохни и не мучай сам себя. Успокойся, кот. Спи.

– Хорошо, ложусь спать. Уже докурил.

– Спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

Не нужно себя жалеть. Ни в коем случае нельзя этого делать. Нужно стать сильнее. Ещё сильнее. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя себя жалеть.

А то сожрут. Да сам себя сожрёшь, полезешь в петли или побежишь на автомат, вскроешься или ещё какую хуйню придумаешь