Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко

Но все-таки решено было Ахмерова отозвать, и нам о причинах такового решения остается только догадываться: ведь так совпало, что как раз в то самое время произошли громкие предательства, а имя Ахмерова вполне могло быть известно вышеупомянутым Штейнбергу или Люшкову. Так что вполне возможно, что нелегального резидента нужно было вывести «из игры» для обеспечения его же собственной безопасности и его женитьба тут совершенно ни при чем. Хотя, опять-таки, как знать?

Впрочем, генерал В. Г. Павлов потом писал: «В. Деканозов вообще не оставил сколько-нибудь заметного следа, разве что еще больше ослабил агентурную сеть. Он требовал от нас ускорения отзыва еще остававшихся на своих постах нелегалов, как, например, из США — И. Ахмерова и Н. Бородина». Но откуда молодой разведчик Павлов мог знать подлинные причины вывода того или иного сотрудника? В разведке так заведено, что каждый занимается исключительно своим делом и не любопытствует в отношении того, что его не касается. Излишняя любознательность в Службе чревата служебным расследованием.

В то же самое время, в 1933 году, в Центре было принято решение направить в Соединенные Штаты сотрудника для организации работы «легальной» резидентуры по линии научно-технической разведки. На должность резидента был выбран Гайк Бадалович Овакимян[33], выпускник престижного Московского высшего технического училища им. Н. Э. Баумана, кандидат химических наук. В 1931 году, после окончания аспирантуры, он был принят на службу во внешнюю разведку и, хорошо владея немецким, английским и итальянским языками, сразу же направлен в командировку в Германию, в которой, как и в Италии, побывал уже раньше — на стажировках, в период учебы в МВТУ. Этот свой первый экзамен разведчик выдержал весьма успешно — он привлек к сотрудничеству четырех источников, от которых поступала ценная научно-техническая информация; кстати, один из этих неназванных нами товарищей впоследствии активно участвовал в деятельности знаменитой подпольной антифашистской организации «Красная капелла».

Овакимян же в 1934 году легально прибыл в США, имея две официальные цели своего приезда: во-первых, он являлся работником «Амторга» (организации, о которой мы подробно расскажем в следующей главе); во-вторых, решил стать аспирантом Нью-Йоркского химического института. Об этом были поставлены в известность американцы. Но вот о третьей и, пожалуй, самой главной цели своего визита — работе в качестве «легального» резидента — Гайк Бадалович благоразумно умолчал. Когда же лет через семь американцы о том узнали, это стало весьма неприятным сюрпризом и для них, и для самого Овакимяна. Но о том — в свое время…

А пока мы можем представить вам оценку, данную советскому резиденту противником (американский автор почему-то называет его «человеком с армянским псевдонимом»): «Под его руководством работало множество агентов и субагентов, среди них был Роберт Хаберман, который действовал в Мексике и Соединенных Штатах, Эда Уолланс и Фред Розе, работавшие в Канаде, Аарон Маркович и Адольф Старк, которые изготавливали паспорта, Симон Розенберг, промышленный шпион с 1932-го по 1938 год, Яков Голос, адвокат в департаменте юстиции, поставлявший информацию о документах ФБР, активно работавший в 1937–1938 годах. В целом Овакимян добился более заметных успехов, чем его предшественники».

Ну и вот еще несколько слов, теперь уже вновь оценки наших историков, про Гайка Овакимяна, с которым придется, а лучше, наверное, сказать — посчастливится — работать герою нашей книги:

«Энергичный и решительный, Овакимян приобрел в США новые многочисленные источники информации. Его целеустремленность и умение убеждать привлекали к нему все новых помощников. Приобретенные Овакимя-ном источники добывали документальную информацию о технологии переработки сернистой нефти, производстве смазочных масел и авиабензина, синтетического каучука, полиэтилена, о некоторых видах боевых отравляющих веществ, красителях в оборонной промышленности, о новейшем химическом оборудовании, о достижениях радиотехники и о многом другом».

Понятно, что это была работа с целью подготовки к приближающейся войне. Не надо сказок о том, что, мол, «вероломное германское нападение» явилось для нас громом среди ясного неба — к войне готовились, и готовились как только возможно, по всем направлениям. Научно-техническая разведка стремилась заполучить то, чего не могли или не успевали изобрести наши ученые, чего не хотели тем или иным путем уступить или раскрыть нам специалисты других стран — без разницы, как эти страны относились к Советскому Союзу, какие отношения между ними и нами были.

Интерес для разведки (соответственно — для советского руководства) представляли и внешнеэкономические связи заокеанского государства — в особенности их связи с нацистской Германией. В частности, мимо нашей резидентуры вряд ли могла пройти следующая информация: «Американский нефтяной концерн “Стандарт Ойл оф Нью-Джерси” в 1941 году был крупнейшим в мире. Он и финансировавший его банк “Чейз нэшнл” принадлежали Рокфеллерам. Председатель совета директоров концерна Уолтер Тигл и его президент Уильям Фэриш… (Обрываем фразу за ненадобностью, нас интересуют только названные в ней имена. — А. Б.) В 1920-е годы Тигл во всеуслышание восторгался ловкостью Германии, с которой она уклонялась от выполнения тяжелых для нее условий Версальского мира. Этим он снискал признательность и уважение германских финансистов и промышленников, способствовавших созданию и усилению национал-социалистской партии в Германии. Давним другом Тигла был коренастый и угрюмый Герман Шмиц, председатель правления “И. Г. Фарбениндустри”… Тигл также водил дружбу с известным своими пронацистскими симпатиями сэром Генри Детердингом[34] из руководства корпорации “Роял датч — Шелл”. Оба были убеждены в необходимости упрочить капитализм в Европе и уничтожить коммунистическую Россию». В общем, изоляционизм на государственном уровне — это одно, а вот личные симпатии и деловые связи никому иметь не возбраняется…

Можно понять, что работы у наших разведчиков было «выше крыши», поэтому резидент Овакимян настойчиво просил Москву, то есть Центр, о присылке дополнительных сотрудников. Более точно даже сказать — специалистов, потому как при их несомненной «преданности делу партии» и отсутствии «темного прошлого» все-таки главным для них были инженерно-техническая подготовка и научные знания в тех или иных областях.

В 1938 году, по просьбе Гайка Бадаловича, в Соединенные Штаты приехали и поступили в аспирантуру Массачусетского технологического института два скромных советских инженера — Ершов и Семенов[35], после чего они работали в нью-йоркской резидентуре под прикрытием советского торгового представительства «Амторг». Про Ершова мы, к сожалению, ничего рассказать не можем, а вот имя Семена Марковича Семенова вошло в историю разведки. Во время работы в Штатах на связи у него было 20 агентов, через которых он получал ценнейшие материалы по взрывчатым веществам, радиолокационной технике, реактивной авиации и химии. Он «добыл штамм очищенного пенициллина, что позволило наладить производство этого лекарства у нас в стране». К тому же Семенов активно включился в реализацию «проекта “Энормоз”», позволившего советской разведке раскрыть ядерные секреты американцев. Но и «хозяева» были не лыком шиты — активная работа разведчика привлекла внимание ФБР (с 1940 года эта организация выполняла контрразведывательные функции), Семен Маркович был взят под плотное наружное наблюдение, и вскоре Центр принял решение об отзыве разведчика. В 1944 году Семенов возвратился в Советский Союз. К сожалению, он не оставил воспоминаний — в его время отставные разведчики еще только начинали обращаться к мемуарному жанру, а ведь он достаточно долго работал рядом с Лягиным и тем представляет для нас особенный интерес.