Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

— Да, если не возражаешь. Дело в том, что этот случай не кажется мне только преступлением на сексуальной почве…

— Но почему?

— На мой взгляд, в нем много странного. Прежде всего труп положили там, где его было легко найти. Похоже, это сделали как бы специально. Его не закопали. Только сделали вид. Они хотели, чтоб мы его нашли, труп этого ребенка.

Болдрини кивал:

— Смотри, как еще может быть, Монторси. А если в спешке, учитывая, что он не хотел, чтоб его увидели…

— Да, но тогда не надо было прятать его там, на Джуриати, под мемориальной плитой в память партизан. Понимаешь?

Болдрини перестал кивать. Взгляд сделался серьезным. Водянистые глаза помутнели.

— Под плитой?

— Да. Его положили под памятником партизанам. На Джуриати…

— Под памятником партизанам… Тогда, может, ты и прав, это дело отдела расследований. Тут замешана политика. А если тут есть что-то от политики, то при чем ребенок? Есть явные следы преступления на сексуальной почве?

— Скорей насилия при убийстве…

Теперь Болдрини смотрел на него пристально, с недоумением, превратившись в немой вопрос. Так и продолжал стоять, уставившись на Монторси: взгляд без содержания, пустой взгляд. Потом он тряхнул головой.

— Слушай, делай как знаешь. Архив в твоем распоряжении.

Монторси кивнул:

— Спасибо, Болд. И еще одно…

— Выкладывай.

— Мне нужна еще кое-какая информация. Я хотел узнать, как все это работает на практике. Если у тебя есть осведомители в этом кругу…

— Каком кругу?

— В кругу педофилов. Если он, конечно, существует.

Болдрини опустил голову и шумно выдохнул: легкое не в порядке.

— Послушай, Монторси, ты касаешься дел, о которых у нас, в управлении, еще не знают… Ты задаешь мне вопросы, ты меня озадачил. У меня нет денег: мне их не дают. Некоторые гипотезы трудно проверить.

— Гипотезы о чем?

— О существовании этого круга. Педофильского.

— Ты работаешь над этим?

— Да, когда находят убитого ребенка, мы обычно принимаем участие в расследовании. Но только после обнаружения трупа…

— А ты считаешь, что существует некий круг? То есть нам не мешало бы составить совместный план расследования.

— Предварительного расследования. До совершения преступления. Однако попробуй сказать им об этом. Попробуй попросить у них денег на расследования, связанные с педофильским кругом. Мне никогда не давали…

— А чем ты это объясняешь?

— А как ты думаешь, чем я это могу объяснить? Либо что нет денег, либо…

— Либо?

— Хватит, Монторси. Иди поройся в архиве. — Казалось, Болдрини посылал его куда подальше.

— Либо какие-то связи наверху?

— Ну, видишь ли… Если мне не дают денег на такого рода расследования, то возможны два варианта: либо нет денег, либо они не хотят, чтоб я проводил расследование в такого рода делах.

— Но ты ведь ведешь это расследование, правда же?

— Черт, Монторси…

— Это-то мне и нужно. Мне нужен кто-нибудь. Кто знает что-нибудь об этом круге.

Болдрини, бледный, в полной тишине:

— Продолжай.

— Если здесь нет политики, в этой истории с ребенком, то либо оно связано с этими кругами, либо они тут ни при чем… Это случайное насилие, которое, следовательно, не имеет никакого отношения к отделу расследований… Возможно, его положили под памятник, чтобы направить нас по ложному следу, не так ли?

Болдрини вздохнул, обхватив обеими ладонями подбородок, локти на письменном столе (рубашка была вытерта на локтях).

— Приходи вечером, Монторси. Посмотрим, есть ли у меня что-нибудь для тебя.

— Вечером.

— Посмотрим, что можно сделать.

Монторси уже выходил из пропахшей потом комнаты, как бы предвкушая возможность ощутить запах черной свежести тех людей в коридоре, как его вдруг окрикнул Болдрини:

— Прошу тебя, Монторси…

— Не болтать, Болд, не болтать.

— Вот именно.

И он уже слышал, как шуршат черные костюмы людей в глубине коридора — там, где свет, там, где выход.

11:40. Пересекая дворик управления, чтобы выйти на улицу Фатебенефрателли, Давид Монторси смотрел, как расчищается небо. Солнце на мгновение окутало светом стены дома. Воздух был прозрачный, цвета снова обретали яркость. На блестящей мостовой отчетливо слышны были быстрые шаги. Мужчины и женщины шли мимо. Он провел рукой по волосам — они казались ему как бы пропитанными паром, — перед тем как надеть шляпу. Обернулся, поглядел на свое окно, последнее слева, на пятом этаже.

И тут увидел, как в нем зажегся неоновый свет.

Кто-то вошел в его кабинет.

Он поправил шляпу, сделал вид, что ничего не заметил. Выдохнул воздух, чтобы посмотреть, как он превращается в пар, быстро покосился направо и налево, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, а затем направился к выходу.

Наружу, за ворота, на улицу Фатебенефрателли. Ни одной машины. Он сделал вид, что направляется в кафе напротив входа в управление, охраняемого двумя новобранцами. Потом миновал вход в бар, свернул налево, к площади Кавура, и тут внезапно остановился. Он надвинул шляпу на лоб и еще раз посмотрел, не следит ли за ним кто-нибудь, не проверяет ли, куда он идет. Увидел, как впопыхах выходит из управления очередной посыльный в синей форме (они толпами являлись сюда с площади Кордузио, с Центрального почтамта). Потом три сутулых мужчины, он смотрел на них сквозь промытый дождем слепящий солнечный свет: они шли к подъезду управления. Ему знакомы были одинаковые пальто тех двоих, что шли по бокам, их фетровые шляпы: это были люди из отдела судебной медицины, те, с которыми он встречался на Джуриати. Он попытался ухватить взглядом очертания мужчины в центре, более пожилого, чем те двое, в темной шинели, абсолютно мокрого, слегка прихрамывающего. Это был доктор Арле, заведующий отделом судебной медицины. Пару раз они работали вместе, и один из тех двоих, с Джуриати, сказал, что является его заместителем.

Направо, скорее, на улицу Джардини. Солнце, тень деревьев, свет, отражающийся от мокрого асфальта. Улица Боргонуово. Задорные лучи солнца пробивались сквозь шапки деревьев, росших вдоль улицы. Изумрудный блеск: зеленый киоск справа. От городских фонтанчиков, тоже зеленых, — новый поток света. Он вошел в бар на углу. Плотные кольца дыма, выдыхаемого из усталых легких, волны дыхания с густым запахом алкоголя. Он заказал кофе, над кофеваркой вился утомленный, бесформенный пар. Около туалета висел телефон, работавший от жетонов. Он снял тяжелую черную трубку, оперся рукой на корпус телефона. Задумался. Вспомнил о темных костюмах стариков, поднимавшихся по лестнице на пятый этаж управления. Подумал об Арле и его помощниках. Подумал о Болдрини. Подумал о педофильских кругах.

Подумал: это рискованно. Стоит попробовать.

Потом он набрал номер.

Гудок.

Два гудка.

Шипение в трубке. Третий гудок.

— Болдрини. Полиция нравов. — На линии перебои, помехи, звуки