Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

профессора. Это не группа марокканцев.

— Меня это не интересует. Я хочу быть в курсе всякий раз, как вы встречаетесь. И где.

— Ну… когда как…

— От чего это зависит?

— Это зависит от участников. Есть встречи, которые проходят раз в месяц. Информация об этом публикуется во всех журналах нашего круга. В первый понедельник месяца.

— Где?

— В Милане. В «Метрополе». Это местечко за виа Рипамонти. Но это спокойное общество, нормальное. Я сообщал, но вас это не интересует. Это собрание, открытое для всех. Практически набор новых членов…

— А потом? Когда набор произведен?

— Есть частные празднества. Никогда не бывает больше десяти участников одновременно. В частных домах. Всегда в Милане.

Лопес размышлял. Эти случаи не могли иметь ничего общего с Ишмаэлем.

— Однако сегодня вечером будет сборище, разве нет? На складе, на окраине…

Как в Детройте и Париже. Как, возможно, в Гамбурге. Мессы Ишмаэля.

— Это PAV. Это спонтанные собрания, праздники по приглашению. Один, максимум два раза в год. Вплоть до сотни участников.

— Где они проходит?

— Это неизвестно до самой встречи. Все организует Инженер. Я ему помогаю, чтобы заранее узнать час и место, чтобы сообщить в полицию нравов. Такова практика. Твои коллеги хотят знать, хотя они ни разу не прерывали PAV.

— Место… Оно каждый раз разное?

— Да. Инженер говорит, что это из соображений безопасности. Он хочет защитить участников. Говорю тебе, это люди определенного круга.

Возможно, это церемонии Ишмаэля? Однако Калопрести ничего не знает об Ишмаэле.

— Послушай…

— А?

— Дети. Там участвуют дети?

Тип опустил глаза. Покачал головой. Выдержал паузу: закурил. Монголоид в глубине площади снял красный шарф, а старик пытался снова закутать его, но тот вырывался, не хотел.

— Это же не общество педофилов.

— Я понял. Но там участвуют дети?

Калопрести сплюнул далеко, казалось, слюна поджаривается на корке льда. Вдохнул дым, выдохнул серо-голубой пар. Шмыгнул носом. Обернулся к Лопесу.

— Два раза, — сказал он. — На двух PAV были дети.

В точку. Лопес старался не вспугнуть типа. Нужно было выжать все, что тот знает. Веди себя покровительственно. Успокой его. Сделайся его сообщником. Доверие — это яд.

— Ты не сообщил этого в полицию нравов.

Тот скривил нос, поглядел на Лопеса снизу вверх.

— Нет.

Лопес промолчал.

— Если б я сообщил, они наверняка устроили бы облаву, подумали бы, что тут педофилы. А на самом деле…

— На самом деле?

— На самом деле — нет. Детей приводил Инженер, и никто из нас не знал ничего… Я не задавал вопросов. Кроме того, я боялся, что они станут меня подозревать. Но клянусь… С ними ничего не случилось, с этими детьми. Всего два раза… У них были повязки на глазах, они ничего не видели, с ними ничего не сделали… Это было как… сценическое участие. Вот-вот, как реквизит.

— Дерьмо собачье.

Он начинал понимать. Рисунок приобретал законченность. Церемонии Ишмаэля проводились в тайне. Они совершались во время собрания на садомазохистской почве, но не все участники знали. Это были секретные ритуалы, которые разворачивались, в то время как происходило другое. И, возможно, Ишмаэль тоже присутствовал, но только немногие об этом знали. Он попал в точку. Связным Ишмаэля был Инженер. Дети — возможно, это был один из отличительных знаков, что идет тайная месса Ишмаэля. В точности как в Детройте и Париже, когда они застигли врасплох садомазохистское сборище и посреди сцены были дети. Дети посреди сцены — вот тайный знак. Тот из присутствующих, кто не был «сыном Ишмаэля», не понимал.

Он спросил у Калопрести про Гамбург: у Инженера были связи с Гамбургом? Калопрести не знал. Лопес назвал имена Терцани, Клемансо, Ребекки. По нулям. Калопрести о них никогда не слышал. Показал ему посмертную фотографию Терцани. Да, тот его видел несколько раз вместе с Инженером. Однако не может сказать, участвовал ли он в PAV, потому что во время встреч на всех были маски — из кожи, из резины, из латекса. На PAV все были в специальных костюмах, одеты согласно точному своду правил. Никто не являлся с открытым лицом.

Лопес велел рассказать, где и когда соберутся садомазохисты этим вечером, на свою PAV. Калопрести начал упираться. Лопес намекнул на детей: Калопрести грозила тюрьма, если ребята из полиции нравов узнают, что их информатор не сообщил им о присутствии детей на групповых оргиях. Вытащил из него место и час встречи. Склад за Чернуско, в Лимитоди Пьолтелло. В полночь. Калопрести хотел знать, будет ли облава. Лопес успокоил его: облавы не будет. Нужен ли какой-нибудь пароль на входе? Или же приглашение, какой-нибудь опознавательный знак? Необходим пароль. Калопрести дал его Лопесу. Это был вопрос времени. Ишмаэль близок к своему концу.

Площадь была похожа на пустой бассейн, из которого спустили воду на зиму, монголоид, казалось, плавал в воздухе, и Калопрести тоже — он едва не поскользнулся на ступенях церкви, на льду, когда уходил.

Они устроят облаву. Он добьется ордера на арест Инженера. Лично его допросит. Кусок дерьма, который втягивает в свои грязные дела детей.

— Реквизит.

Тип, который организует садомазохистские оргии.

— Резвый тип.

Калопрести поможет: свидетельство о присутствии детей — чтобы избежать уголовного процесса. Инженер расскажет ему, что знает: об Ишмаэле, о Гамбурге, о Париже, о покушениях в Черноббио. На следующий день он возьмет Ишмаэля. Возможно даже, что он обнаружит его прямо на PAV, среди представителей почтенной высокопоставленной миланской буржуазии. Это дело окончится иначе, чем в Париже. Его не удастся замять. Оставались считанные часы. Он повернул по направлению к башням, зевнул — и здание дирекции, окутанное паром из огромной трубы на крыше отеля, казалось, само кашлянуло, вибрируя, двинулось в воздухе — огромный монгольский ребенок, который кашляет.

Маура Монторси

Он оглянулся на свою жизнь, и душа его показалась ему ужасной, презренной. И все же нежный свет горел над этой жизнью, над этой душой; как будто он видел Сатану в лучах райского сияния. Сколько часов он так плакал? Что он сделал после того, как перестал плакать? Куда пошел? Никто так этого и не узнал.

Виктор Гюго. «Отверженные»

Милан

27 октября 1962 года

23:20

Маура вернулась домой рано. Она рано ушла с вечеринки. Лука отвез ее. Они остались сидеть в машине. Целовались, трогали друг друга. Она не говорила с ним. Ничего не сказала ему о ребенке, о Давиде, о приступах.

Она поднялась к себе, дрожа.

Квартира была пуста. Давид еще не вернулся.

Судороги усиливались, вплоть до припадка. Ей едва удалось