Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Не миновала Забайкалье и тенденция создания новых государственных образований. В 1917–1918 гг. началось обсуждение возможности бурят-монгольской автономии, имеющей собственные вооруженные силы. Это намерение было санкционировано, в частности, 1-м общенациональным съездом монголов и бурят Забайкальской области и Иркутской губернии (проходил 7—15 октября 1917 г.), призвавшим органы местного управления (аймачные комитеты) всячески содействовать призыву добровольцев в конный Монголо-бурятский полк.

После 1917 г. в регионе было восстановлено хошунное (волостное) и аймачное (уездное) управление, в Чите начала работу Бурятская Народная Дума. В специальной докладной записке Председателя Народной Думы бурят-монголов Восточной Сибири Д. Сампилона на имя главы Совета министров Российского правительства П. В. Вологодского (9 февраля 1919 г.) отмечалось, что «переворот 1917 года… дал возможность бурят-монголам организоваться на началах местного национального самоуправления… Такое самоуправление, беря начало с мест, образовало сельское самоуправление – «сомон», затем волостное – «хощун» и, наконец, уездное – «аймак», которые объединялись наверху общим с прочим населением земством: в пределах Забайкальской Области – Областным, а в Иркутской губернии – губернским. Только в аймаках, в отличие от русских уездов, имеются хошунные и аймачные суды. В целях же согласования и руководства работами национальных учреждений был организован Центральный Национальный Комитет в Чите с отделом в Иркутске. Кроме того, общенациональным съездом на Национальный Комитет возлагалась масса работы культурно-национального и просветительского характера, вследствие чего Комитет должен был существовать и существует ныне в лице Народной Думы со многими отделами: школьным, земским, административным, горнопромышленным и др., – на правах постоянного органа культурно-национальной автономии бурят-монгольского населения Восточной Сибири. При нем и его иркутском отделе были организованы Училищные Советы, в ведении коих должны были находиться все бурят-монгольские школы (начальные, высшие начальные и т. д.), с казенными кредитами, отпускаемыми на них и на все культурно-просветительское дело бурят-монгол». В записке подчеркивалось, что структуры местной власти опираются на тысячелетние традиции самоуправления бурят и монголов[992].

Вслед за полком Семенова формировался Особый Маньчжурский отряд с целью объединить в себе подразделения из всех родов войск (пехоты, кавалерии, артиллерии), имевшихся в регионе. Кстати, по своему национальному и социальному составу ОМО нельзя назвать вполне «азиатским». В нем служили не только буряты, монголы, китайцы, японцы, но и русские казаки, демобилизовавшиеся солдаты, гимназисты-добровольцы, даже сербские солдаты и офицеры.

Сосредоточившись на пограничной станции Маньчжурия, «семеновцы» успешно сражались против красногвардейских отрядов и «красных казаков», возглавлявшихся С. Лазо, и в результате 1 сентября 1918 г., с помощью частей Чехословацкого корпуса, заняли Читу.

Полученные от Верховного Правителя России полномочия делали Семенова теперь «диктатором Забайкалья»[993]. Сосредоточив под своим командованием достаточно сильную боевую группировку (одних бронепоездов в составе Забайкальского фронта было 7), Семенов противодействовал партизанскому движению. Ставка Главковерха понимала необходимость действий Семенова в Забайкалье, и он сам подчеркивал, что его войска «держат тыл», будучи «мостом» между Сибирью, российским Дальним Востоком, Маньчжурией и Монголией[994]. Помимо борьбы с партизанами, Семенов тем самым пытался выполнять определенную «политическую задачу». Правительство Колчака, имея «де-факто» статус Всероссийского, стремилось добиться подтверждения его «де-юре»: омский МИД (его 4-й, Восточный отдел), бдительно наблюдая за событиями в Монголии и Китае, регулярно составлял Колчаку отчеты; в Пекине продолжала работу российская дипмиссия во главе с князем Н. А. Кудашевым, а в Урге трудился аппарат консула А. А. Орлова.

Сазонов, находясь в Париже, считал, что все договора и обязательства России, заключенные до Октября 1917 г., нужно сохранять и защищать. Применительно к Монголии и Китаю признавалось необходимым следовать «духу и букве» Кяхтинского соглашения, хотя сохранение «status quo» для Дальнего Востока было присуще Сазонову, отнюдь не стремившемуся к расширению российского влияния в этом регионе. В отношении попыток «сыграть на противоречиях» между Японией и Китаем, министр считал, что содействие усилению Китая в противовес Японии не только «создаст непосредственно на нашей границе новую опасность, но неизбежно приведет нас вторично к вооруженному столкновению с Японией, которая усмотрит угрозу себе в создании военной силы Китая руками России». Однако действительность требовала перемен, а те, кто представлял Белую Россию в Омске, Владивостоке и Чите, становились нередко объективнее находившихся в Париже или Нью-Йорке политиков.

В начале 1919 г. на страницах омского журнала «Иртыш» появилась серия статей, посвященных российско-монгольским отношениям. Авторами были русский журналист из ургинской колонии М. Волосович и казачий офицер Е. Сергеев, служивший в охранной сотне русского консульства в 1912–1914 гг. В статьях высказывалась серьезная тревога из-за утраты российского влияния в Халхе и Кобдо, рисовалась довольно безотрадная перспектива: усиление влияния «революционного» Китая, оккупация им Внешней Монголии, поддержка китайской администрацией большевистской агентуры в Монголии и поддержка партизан Забайкалья и Семиречья – все это параллельно с ростом экономического и финансового влияния Японии. В качестве выхода из этой ситуации предлагалось всемерное усиление «российского влияния» не только в рамках Кяхтинского соглашения, но и путем ввода российских войск в Монголию[995].

Можно утверждать, что подобные взгляды разделялись многими в колчаковском правительстве, но еще ближе они были атаману Семенову. В качестве противовеса «антироссийским силам» он решил реализовать идею образования монгольского государства под протекторатом Белой России. В феврале 1919 г.

на станции Даурия проходила конференция князей и правителей ряда областей Монголии и Бурятии. Информация об этом собрании была закрытой, и сведения о его решениях недостаточно полны (только сообщения, полученные от начальника Войскового штаба Забайкальского войска войскового старшины И. Х. Шароглазова, включенные в доклад Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию деятельности атамана Семенова). На конференции говорилось о создании «Великой Монголии», претендующей на преемственность от державы Чингисхана, а также был озвучен проект создания Бурят-Монгольской республики, предложенный членом Бурятского национального совета Цыдеповым. Соображения о том, что Халха, не прислав своих представителей на съезд, тем самым проигнорировала его, нельзя считать бесспорными. В сообщениях Войскового Штаба, правда, отмечалось присутствие на конференции уполномоченных от Халхи, но, очевидно, только в качестве наблюдателей. Перед началом работы конференции атаман получил письмо из Тибета от далай-ламы, поддерживавшего планы по созданию суверенного государственного образования[996].