Очень тонкая сталь - Сергей Самаров

— Это я свою память проверяю. Вот теперь номер сохраню…

— У меня регистрация уже готова. Осталось только лицензию получить, — сообщил я. — Без лицензии к Немчинову ехать смысл есть?

— Разве что потренироваться.

— Да, у меня уже есть желание. Соскучился по тренировкам. Ты-то сам как? Самочувствие, я полагаю, не позволяет?

— Только левой рукой. И то на обезболивающем. Валентин Иосифович обещал мне пармедол вколоть.

— После пармедола за руль садиться рискованно, уснешь на ходу, — сам я хорошо знал действие пармедола. Дважды приходилось пользоваться шприц-тюбиком. И сонливое состояние после укола я хорошо помнил. Помнил и то, что бороться с этим состоянием было сложно даже мне, тренированному офицеру спецназа ГРУ. Тогда я держался только потому, что командиру взвода требовалось принимать решения, и ответственность за судьбу взвода была у меня сильнее, чем приступы сонливости.

— А как тогда быть?

— Или от тренировки отказаться, или терпеть боль. Другого варианта не вижу. Или какие-то более простые анальгетики принять.

— Хорошо. Я подумаю. Я раньше никогда пармедолом не пользовался, и не знаю этого состояния.

— Я пользовался и потому знаю, что говорю.

Мы договорились о времени, когда встретимся у Дома культуры, независимо от того, пожелает Ивон тренироваться или нет, и на этом разговор завершился. И уже в конце дня, когда мне надоело колесить по Москве, а пассажиров было — хоть отбавляй, мне на «свою» трубку позвонил генерал.

— Алексей Афанасьевич, ты, в очередной раз, как тогда, когда Немчинова просчитал, в точку попал. Мне остается только руками разводить и расстраиваться, что у меня в отделе нет такого сотрудника, как ты. Я просто плакать готов и буду слезно молить бога, чтобы ты согласился на перевод по службе из спецназа ГРУ в ФСБ.

— Скорее всего, я не соглашусь, товарищ генерал. И даже бог здесь не поможет, поскольку он всегда оставляет за человеком право выбора. Я так слышал. А в какую точку, товарищ генерал, я попал на этот раз? — поинтересовался я.

— Насчет Ивона. Он позвонил на какой-то номер, зарегистрированный в Румынии, разговаривал, видимо, с женой, и передал ей твой новый номер. Объяснять подробности не стал. Просто сказал, что она знает, что делать. И номер уже через десять минут подключили на прослушивание. Сомнения отпали. Что это значит, не мне тебе объяснять…

— Но это же не может означать, что Ивон Ионеску убийца всех троих ученых. Он тогда еще не был вхож в лабораторию.

— Но он тогда уже был вхож в спортивный клуб к Немчинову. А убийство мог совершить кто-то из его друзей… С кем он наиболее близок?

— Кроме Рафа, я никого не знаю.

— Значит, надо искать в спортивном клубе. Это не обязательно будут «бомбилы». Но ты присмотрись. Должны там тоже быть люди, с которыми Ивон сблизился. Возможно, они деньги ему должны… Подожди…

— Жду, товарищ генерал.

— Мне вот принесли документ. На карточку Ивону перечислена значительная сумма в рублях. Саму карточку еще не проверяли. Это данные из СМС, что пришло ему на трубку из «Мобильного банка». Значит, ему предстоят какие-то значительные траты. Он к чему-то готовится. Будь начеку…

— Понял, товарищ генерал.

— Вечером, попозже, я тебе позвоню. Ты уже тогда, наверное, дома будешь. Сегодня днем менты допрашивают тех парней, что на тебя с Ивоном напали. Если ничего из них не выбьют, передадут на допрос нам. Мы будем применять спецсредства. Знаешь, что это такое?

— «Сыворотка правды»?[23]

— Что-то типа того. Только есть более современные препараты. Фармакология на месте не стоит. Если что-нибудь станет известно, я тебе перескажу. А известно будет, это точно.

— Буду ждать, товарищ генерал. Звоните…

— У меня все. Конец связи…

— Конец связи.

* * *

Работа «бомбилой», говоря честно, мне уже начала надоедать. Тело стало уставать от постоянного сидения на мягком. Так недолго и геморрой заработать — профессиональную водительскую болезнь. А мое тело тренированное. Как же оно тогда устает у профессиональных водителей, скажем, у «дальнобойщиков»!

И потому предстоящая тренировка в спортивном клубе у Немчинова меня просто радовала — это смена вектора напряжения. Я даже решил приехать раньше Ивона, но не для того, чтобы ждать его, а чтобы пройти в зал самому, пообщаться без румынского молдаванина с Валентином и с другими парнями, кто там тренируется, подышать спортивной обстановкой вне работы, забыв про нее. Потому что работа постоянно требовала от меня сосредоточенности и подозрительного отношения ко всем, с кем мне по долгу службы приходится встречаться. И такое положение вещей меня лично утомляло. И я не завидовал профессиональным следователям, как недавно еще не завидовал профессиональным водителям, потому что следователи должны подозревать слишком многих людей. Мне такое давалось тяжело психологически. А психологическая нагрузка на пятьдесят процентов определяет физическую.

Поставив машину, как и в прошлый раз, рядом с «Бентли», я захватил новую спортивную сумку и прошел в Дом культуры. За дверью сидела уже не та дежурная, что в прошлый раз, но занималась тем же самым делом — вязала шерстяные носки. Причем довольно маленькие, совсем детские.

— Ку-уда? — спросила она меня грозно.

— К Немчинову, — коротко ответил я.

— Как пройти, знаешь?

— Конечно…

Последовал приглашающий жест, разрешающий мне пройти.

Я прошел в зал. Самого Валентина Немчинова сразу не увидел. Да и в зале никого не было. Только из распахнутой двери слышались голоса людей. Догадаться, что там раздевалка, было нетрудно. Я заглянул в дверь.

Ребята в раздевалке были больше молодые, лет шестнадцати-семнадцати, то есть в возрасте, когда многие из них мечтают стать известными ножевыми бойцами. Постарше, в районе двадцати пяти лет и больше, было только несколько человек — рыхлых и откровенно неспортивных. Этих я легко прочитал. Они недавно были где-то на улице побиты и, возможно, ограблены, скорее всего, с помощью ножа, после чего решили приобрести навыки по самозащите. Пришли, заплатили Немчинову и начали тренироваться, не понимая, что ножевой бой — это совсем не то, что им нужно.

Ножевой бой не учит самообороне на улице. Ножевой бой учит нападению. И не на улице. Владея ножом, человек сам нападает. А напасть с ножом на кого-то на улице, даже в разборке, когда на одного приходится несколько противников, — для этого следует обладать не только природной злостью, но и решимостью, потому что за каждый удар ножом следует отвечать. Нож — это смертельно опасное оружие. И отвечать придется, возможно, перед судом, что не каждому кажется приемлемым. Немчинов, как я понял, просто зарабатывал на этих людях, не объясняя им сути дела. И такие люди — вчерашние жертвы — есть везде, где обучают единоборствам.