Исчезающие в темноте. Кольцо бессмертной - Наталья Тимошенко

– Все в порядке, – Рита вернула ей улыбку, – просто задумалась. Извини, мне нужно отойти.

Она поставила бокал на стол и торопливо направилась за дом. Ей нужно было срочно остаться наедине с собой, никого не видеть.

Что же это такое? Как она может всерьез рассуждать о таких вещах? Как она может всерьез рассматривать убийство – а ведь это убийство! – человека? Тем более матери ровесницы собственной дочери! Это ведь противоречит ее характеру, всем ее ценностям, жизненному опыту! Она никогда такой не была, она не такая!

Пальцы судорожно сжались вокруг деревянной перекладины, и только тогда Рита обнаружила, что добралась до той самой террасы, где складывали подарки для Гедеона Александровича. Большой ящик был доверху наполнен коробками в ярких упаковках, несколько особенно больших стояли рядом. Гости постарались уважить юбиляра на всю толщину своих кошельков. Все эти люди сейчас там, во дворе, пьют, едят, смеются и даже не подозревают, что среди них притаился потенциальный убийца.

Глубокий вдох, медленный выдох.

Она не такая. Это страх заставляет ее думать о таких мерзких вещах. Но она не такая.

Снова глубокий вдох.

Да, у нее есть дар, но она никогда им не воспользуется во вред кому-то. Сама себе навредила, сама и будет отвечать.

Выдох.

С каждым вдохом и выдохом Рита чувствовала, как паника медленно покидает ее, словно исходит из кончиков пальцев и впитывается в деревянные перила. Черные нити ненависти покидают ее тело, и она снова становится собой. Возвращаются на место те ценности, которые вкладывала в нее бабушка. Ее любимая бабуля, которая умерла бы, если бы узнала, о чем думает внучка.

Громкий крик во дворе заставил Риту выплыть из своих мыслей, поднять голову и посмотреть в ту сторону, откуда доносилась музыка. Она тряхнула руками, сбрасывая с них последние черные нити, и почти бегом бросилась туда, где что-то произошло.

Высокий мужчина с выбеленной сединой волосами лежал на земле, а вокруг него столпились гости. Кричала, очевидно, моложавая блондинка в бордовом платье, поскольку она прижимала руки к груди, а Елизавета Дмитриевна заботливо придерживала ее за плечи.

Рита растолкала столпившихся гостей и присела рядом с мужчиной. Он тяжело дышал и держался за сердце, пытаясь принять полусогнутое положение. Ладони мгновенно стали горячими. Нужно помочь ему. Даже если это будет последнее, что она сделает в жизни, если ее собственное сердце после этого остановится, она должна ему помочь. Должна, чтобы доказать себе, что она не убийца. Чтобы искупить вину перед бабушкой за те мысли, которые владели ею совсем недавно.

Рита украдкой оглянулась, убеждаясь, что рядом нет Марка. Только он может понять, что она задумала, и помешать ей. Марка не было. Она вытянула правую ладонь, с удовлетворением отмечая, как заструились по венам другие, серебристые нити. Она не пользовалась даром почти год, но он услужливо отозвался по первому требованию, словно только и ждал своего часа.

Ладонь почти легла на грудь мужчины, серебристые нити невидимыми капельками свисали с кончиков пальцев, готовые сорваться вниз, когда что-то словно толкнуло ее в спину. Рита дернулась и подняла голову. В нескольких метрах от нее стояла Соня и пристально смотрела на нее. Нижняя губа ее тряслась, а с ресниц готовились сорваться другие, вполне видимые капли. Не только Марк мог понять, что задумала Рита, но и ее маленькая дочь.

Рита отдернула руку, так и не дав серебристым каплям упасть вниз. Что она творит?

Она огляделась, нашла взглядом Елизавету Дмитриевну.

– У вас есть нитроглицерин? – строгим врачебным тоном спросила она. – Несите, похоже, у него инфаркт. И вызовите «скорую».

Свекровь быстро кивнула, передала блондинку другой женщине и скрылась в доме. Рита снова посмотрела в сторону, где стояла дочь, но той уже не было. Была ли она там минуту назад или же на самом деле все это время играла с Сабиной в саду, Рита не знала.

* * *

Марк не видел, что произошло во дворе, потому что в этот момент прятался в доме. Он не любил все эти родительские вечеринки, ни официальные, ни неофициальные, но не прийти не мог. Он ни за что не признался бы в этом кому-то, но не так давно с удивлением осознал, что в какой-то момент ему стало важно одобрение родителей.

Когда-то он говорил Рите, что быть говном в этой жизни намного проще: ты не можешь никого разочаровать, не оправдать чьих-то надежд, потому что никто на тебя этих надежд уже давно не возлагает. А вот теперь оказалось, что быть говном ему надоело. Странно, он всегда считал, что с возрастом людям становится плевать на чужое мнение, но у него все почему-то было наоборот. Возможно, как раз потому, что плевать на чужое мнение ему было в молодости, а теперь, когда уже исполнилось тридцать шесть, внезапно захотелось, чтобы родители гордились им так же, как гордятся адвокатом Францем и балериной Анной. Они теперь посещали его выставки, как могли интересовались искусством, а он в свою очередь приходил на семейные вечера и прилежно вел себя за совместными ужинами. Оказалось, что от мирного сосуществования с семьей тоже можно получать удовольствие.

И тем не менее, тусовка, сплошь состоящая из успешных в материальном плане людей, казалась ему скучной и неинтересной, поэтому, посветив лицом во дворе, чтобы все увидели, что младший сын Веберов почтил отца своим присутствием, Марк поспешил спрятаться в доме. Когда мать влетела в прихожую и, не разуваясь и не останавливаясь, побежала на кухню, Марк как раз разглядывал книжный шкаф в гостиной, размышляя, чем бы скрасить себе вечер.

– Мам? – спросил он, заглянул на кухню. – Что случилось?

Елизавета Дмитриевна выгрузила на большой обеденный стол аптечку, которую всегда хранила в одном из кухонных шкафов, и что-то искала среди ее содержимого.

– Петру Михайловичу плохо, – сообщила она, не отрываясь от дела. – Кажется, Рита подозревает инфаркт, отправила меня за нитроглицерином. – Мама наконец нашла, что искала, схватила нужную коробочку и, не тратя времени на сбор аптечки обратно, поторопилась к выходу, приговаривая: – А ведь это уже третий, с прошлого всего полгода прошло. Хоть бы выжил! А то будут нам воспоминания об отцовском юбилее…

Марк усмехнулся. И эти люди упрекали его в черствости. Маму не волнует, что жизнь Петра Михайловича висит на волоске, она переживает за вечеринку.

Он собирался уже выйти следом, но замер, осененный внезапной догадкой. Жизнь Петра Михайловича висит на волоске! И если он должен умереть, значит, Лиза где-то здесь. Смерть всегда рядом, когда кто-то собирается отправиться к праотцам. И если она где-то рядом, Марк может найти ее. Хватит ей бегать от него, сколько можно? Похоже, даже слова ее любимого призрака не убедили ее выйти на контакт. Если, конечно, тот ей все передал.

Прежде, чем Марк успел подумать, что никогда в жизни не найдет Лизу, если она сама ему не покажется, он успел обойти весь первый этаж. И только когда левую ногу все чаще начало простреливать болью, остановился. Он медиум, видит призраков, но увидеть Смерть не может, только если она сама этого не захочет. Зато он знает ту, которая прекрасно видит Смерть, и сможет привести его к ней. Может быть, у Лизы не хватит совести не показаться ему, когда они окажутся рядом.