В середине жизни. Юнгианский подход - Мюррей Стайн

Тернер дает содержательный комментарий к возможной культурной функции лиминальности: «У нас нет возможности узнать, ограничивались ли примитивные инициации сохранением традиционных знаний. Быть может, они также формировали новое мышление и новые традиции» (Turner, 1967, р. 97). Его предположение, что в период лиминальности может формироваться что-то новое и что лиминальность представляет период глубокой, хотя нередко и неясной креативности, могут подтвердить на индивидуальном уровне многие психотерапевты, которые работали с индивидами в период лиминальности середины жизни. Лиминальность становится чревом после того, как она была могилой.

Эпизод со «странствием в Гадес» в «Одиссее» ясно демонстрирует и развивает эту идею. Гадес – место мертвых, но Одиссей обретает здесь два аспекта знания, которые должны оказать серьезное влияние на остальную часть его жизни: отрицательный аспект – он получает точное знание пределов, и положительный – он обретает долгосрочную жизненную задачу. Эта комбинация, знание пределов и утверждение в жизненной цели и задаче составляет суть знаменательного исцеления от переживания лиминальности в середине жизни. Она является продуктом инициации, и на ней основывается будущее ощущение идентичности и цели человека.

В конце эпизода с Цирцеей Одиссей со своими спутниками сталкивается с ужасной задачей плавания в Гадес, чтобы посоветоваться с Тиресием о том, как им добраться домой. Последовательность фигур от Цирцеи до Тиресия психологически толкуется как движение от Анимы (которая, как говорит Юнг (Jung, 1961, р. 191), «устанавливает связь с общностью мертвых; ибо бессознательное соответствует мифической стране мертвых, стране предков») к мудрому старцу – фигуре, олицетворяющей мудрость и «высшую интуицию» (Там же, р. 183).

Тиресий символизирует мудрость. Ослепленный Великой Богиней Герой за то, что стал на сторону Зевса в споре о сексуальном удовольствии, Тиресий получает «второе зрение» – способность видеть то, что скрывается под поверхностью, невидимое и бессознательное для других. Его знание есть знание бессознательного. (Именно Тиресий открыл истину об Эдиповом осквернении.) Эта фигура представляет знание бессознательных паттернов и фактов; его видение направлено на невидимое, психику.

Тиресий являет собой фигуру, эквивалентную той, что была описана Юнгом в автобиографии как Филемон:

«Именно Филемон научил меня относиться к своей психике объективно, как к некой реальности.

Беседы с Филемоном сделали для меня очевидным различие между мной и объектом моей мысли. А поскольку он являлся именно таким объектом и спорил со мной, я понял, что есть во мне нечто, объясняющее вещи, для меня неожиданные, которые я не готов принять».

(Jung, 1961, р. 183)

Через образ Тиресия или Филемона самость обращается к тем, кто осмелился отправиться к центру лиминальности.

Во встрече Одиссея с Тиресием мы находим аналогию встречи Юнга с Филемоном – фигурой бессознательного, которая олицетворяет мудрость, объективность и связь с источником психологической истины и знания. Его роль заключается в посвящении неофита в следующую стадию жизни и следующий уровень сознания. Сцена этой встречи в XI песне «Одиссеи» отражает один из самых ярких моментов во всей западной литературе:

«В это время душа Тиресия старца явилась,

Скипетр держа золотой; узнала меня и сказала:

– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!

О несчастливец, зачем ты сияние солнца покинул,

Чтобы печальную эту страну и умерших увидеть?

Но отойди же от ямы, свой меч отложи отточенный,

Чтобы мне крови напиться и всю тебе правду поведать. —

Так говорил он. И в ножны вложивши свой меч среброгвоздный,

В сторону я отошел. Когда безупречный провидец

Черной крови напился, такие слова мне сказал он:

– О возвращении сладком домой, Одиссей, ты мечтаешь.

Трудным тебе его сделает бог. Забыть он не может,

Что причинил ты ему, и гневом пылает жестоким,

Злобясь, что милого сына его ослепил ты. Однако

Даже при этом, хоть много страдавши, домой вы вернетесь,

Если себя и товарищей ты обуздаешь в то время,

Как, переплыв на своем корабле винно-чермное море,

К острову ты Тринакрии пристанешь и, выйдя на сушу,

На поле жирных увидишь овец и коров Гелиоса,

Светлого бога, который все видит на свете, все слышит.

Если, о родине помня, ты рук на стада не наложишь,

Все вы в Итаку вернетесь, хоть бедствий претерпите много.

Если же тронешь стада – и тебе предвещаю я гибель,

И кораблю, и товарищам всем. Ты смерти избегнешь,

Но после многих лишь бед, потерявши товарищей, в дом свой

Поздно в чужом корабле вернешься и встретишь там горе:

Буйных мужей, добро у тебя расточающих нагло;

Сватают в жены они Пенелопу, сулят ей подарки.

Ты, воротившись домой, за насилия их отомстишь им.

После того как в дому у себя женихов перебьешь ты

Гибельной медью – открыто иль хитростью – снова отправься

Странствовать, выбрав весло по руке, и странствуй, доколе

В край не прибудешь к мужам, которые моря не знают,

Пищи своей никогда не солят, никогда не видали

Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно

Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.

Признак тебе сообщу я надежнейший, он, он не обманет:

Если путник другой, с тобой повстречавшийся, скажет,

Что на блестящем плече ты лопату для веянья держишь, —

Тут же в землю воткни весло свое прочной работы,

И кабана, что свиней покрывает, быка и барана

Жертвой прекрасной зарежь колебателю недр Посейдону, —

И возвращайся домой, и святые сверши гекатомбы

Вечно живущим богам, владеющим небом широким,

Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря

Тихо смерть на тебя низойдет. И, настигнутый ею,

В старости светлой спокойно умрешь, окруженный всеобщим

Счастьем народов твоих. Все сбудется так, как сказал я. —

Так говорил он».

(XI: 90-137)

Одиссей получает от Тиресия и предостережение, и задание: с одной стороны, он должен устоять перед искушением удовлетворить свой голод, похитив и убив коров и овец Гелиоса; с другой стороны, он, он должен отнести весло корабля так далеко внутрь страны, чтобы люди не узнали его, и установить его там в честь Посейдона. Таким образом, ему дается поручение выполнить требования доминанты коллективного сознания (солнечного бога Гелиоса) и отдать должное ранее неучтенной доминанте коллективного бессознательного (бога моря Посейдона).

(В скобках отметим, что запрет на коров Гелиоса оказался непосильным для голодных спутников Одиссея. Испытывая сильный голод, они убивают животных, когда Одиссей спит, и за это их корабли поражает молния и они тонут. Одиссей с трудом спасается на плоту из обломков разбитого корабля.)