Не мешай себе жить - Филип Голдберг

Нередко обидчику бывает даже больнее, чем обиженному. Благодаря раскаянию, возмещению ущерба и реабилитации вы уменьшите и свою боль от причинения вреда тому, кого любите, и в то же время покажете этому человеку, что вам все-таки можно доверять. Если вы будете последовательно и целенаправленно работать над этим, со временем бремя переместится на другую сторону, и однажды горечь обиды будет отброшена и вам дадут второй шанс. Это акт веры, без которого испорченные отношения просто не могут восстановиться.

Однажды меня в качестве эксперта пригласили на шоу Салли Джесси Рафаэль по теме «Семейные тайны». Гостями были три женщины: одна собственными глазами видела, как ее отец убил мать, а затем и себя; другую изнасиловал родной брат, и она забеременела; а третьей в детстве сказали, что ее отец умер, а она уже взрослой узнала, что он всю жизнь жил с ней в одном городе.

Я восхищался смелостью, с которой эти люди рассказывали свои истории миллионам незнакомцев. И во время беседы с редакторами в перерыве заметил, что, должно быть, было очень трудно убедить их принять участие в шоу. Но я ошибался. Оказалось, все три женщины сами написали на телевидение письма с просьбой пригласить их на передачу. И они сделали это не потому, что жаждали публичности. Им отчаянно нужно было очиститься от секретов, которые они носили в себе в течение многих лет, и они выбрали для этого шоу Салли, потому что считали ее заслуживающей доверия, а в безликих зрителях шоу видели скрытую угрозу. Облегчение, которое испытывали эти измученные души, излив свою боль, было чуть ли не физическим.

Тот мощный опыт окончательно выкристаллизовал мысль, вынашиваемую мной до того довольно долгое время: об ужасных переживаниях нужно говорить.

После того как переживешь что-то по-настоящему ужасное, боль, страх и потеря, как правило, усугубляются еще одним крайне неприятным, пронзительным чувством — одиночеством. Даже если речь идет о коллективной травме, скажем о наводнении или землетрясении, ее воздействие ощущается каждым человеком очень лично; все мы в какой-то степени чувствуем себя одинокими. Например, ученые установили, что пары, потерявшие ребенка, обычно скорбят вместе, но переживают трагедию по-разному. Для матери доминирующим чувством чаще является потеря, связанная с исчезновением объекта ее материнской любви. Для отца подавляющей эмоцией, как правило, становится позор: он потерпел крах в роли защитника своей семьи. Рассказы о пережитом горе облегчают ощущение изоляции; человек чувствует себя частью мира, а не отделенным от него.

Более того, высказавшись и облегчив душу, можно избавиться от негативных эмоций. Ужасное событие оставляет после себя ядовитый осадок, и признаться в этом кому-нибудь — все равно что извлечь этот яд шприцем. Если вы не избавитесь от него таким способом, то, чтобы отключиться от пережитого ужаса, вам придется прибегнуть к защитным механизмам, таким как отрицание и подавление. Но яд будет накапливаться — до тех пор, пока не отравит все ваше тело, разум и душу, а это может привести к поистине катастрофическим последствиям.

Чем быстрее и полнее вы выразите свою боль словами, тем скорее и легче выздоровеете. Чем скорее вы изольете душу, тем быстрее, образно говоря, вернетесь в седло после болезненного падения. Чем дольше ждешь, тем страшнее возвращаться к обычной жизни. Кроме того, скрываемая и подавляемая долгое время боль копится и притягивает травматические события. В конце концов может произойти что угодно — от психосоматического заболевания до настоящей фобии.

Почему мы держим внутри боль и горе? Как в случае со всеми видами саморазрушительного поведения, такой выбор кажется нам наиболее целесообразным. Ведь мы боимся, что, излив душу, навредим себе. В конце концов, каждый раз, вспоминая что-то ужасное из пережитого в прошлом, мы ведь чувствуем боль, а не облегчение. И потому предполагаем, что рассказывать об этом другим людям — еще хуже. Мы также боимся открыться не тому, кому следует, и в этом случае вряд ли можно рассчитывать хоть на какое-нибудь утешение. Скорее так мы просто понапрасну обременим и оттолкнем человека. А еще страшные чувства могут проигнорировать или счесть тривиальными и не заслуживающими внимания, и тогда мы почувствуем себя к тому же глупо. Еще одна причина того, почему мы предпочитаем держать боль в себе, — это страх, что мы не сможем остановиться на этих воспоминаниях и переживем весь ужас снова, с еще более страшными последствиями.

Как психотерапевт я задаю пациентам конкретизированные вопросы, чтобы побудить их как можно подробнее описать травматические события. Например, какого цвета были окружающие предметы? Насколько громкими были звуки? Было ли в комнате холодно? Пахло ли чем-нибудь? Восстановление страшных событий в безопасной обстановке и передача их восприятия органами чувств позволяет выявлять подавленные эмоции. А это чаще всего существенно облегчает исцеление.

Хорошим примером нам может послужить мать-одиночка Гэй, организовавшая на дому бизнес по управлению почтовыми отправлениями. Однажды, увлеченная работой, она по неосторожности оставила открытой входную дверь. Она разговаривала по телефону, когда услышала громкий визг тормозов, крики и ужасный грохот. Выбежав из дома, бедная женщина увидела, что ее ребенок истекает кровью, теряя сознание, а водитель в истерике пытается его реанимировать. Ребенок выжил, но остался изуродованным на всю жизнь. Охваченная чувством вины и преследуемая кошмарами, Гэй считала воспоминания об этом ужасе слишком болезненными, чтобы обсуждать их с кем-либо, в том числе и со мной, своим психотерапевтом. Однако спустя время она поделилась всей этой ужасной историей в мельчайших деталях, включая то, как ее ребенок лежал в луже крови на улице и как невероятно стыдно ей было в отделении скорой помощи. Только после этого началось исцеление Гэй, и в конечном счете женщина все же смогла себя простить.