Лорды гор. Белое пламя - Ирмата Арьяр

Сняв ладонь, вейриэн обмакнул в чернильницу полое «самопишущее» стило, подождал, когда инструмент впитает чернила, и начал быстро писать на пергаменте. Руны тоже светились, словно мастер писал жидким светом, и медленно угасали, притворившись обычными фиолетовыми чернилами.

Сиаль даже смогла разобрать самое первое, особенно крупное слово: «Завещание».

Таррэ, закончив писать, поставил витиеватую роспись, вынул из воздуха печать и шлепнул светящийся голубоватым светом оттиск. Через пару мгновений свет погас, но то и дело вспыхивали искорки, и казалось, оттиск дышит и смотрит, словно маленькая саламандра. Точно, вот кого напоминал рисунок гербов, вышитых на парадной мебели в холле и на каменных оберегах: свернутую в кольцо огненную ящерку, которую так любили изображать в любом виде синтские ювелиры.

— Ну вот. — Лорд дома Антаре свернул пергамент. — Теперь осталось сделать две копии. Оригинал отправится в халайру Белогорья на хранение, одна копия — в Совет, и еще заверенный экземпляр останется у тебя как у моей единственной наследницы. Теперь это все твое, Сиаль фьерр Антаре.

— Зачем? — только и могла выдавить вчерашняя рабыня.

— Ты говорила об оплате за спасение, спарка? Вот это она и есть, как вариант. В Белых горах много угасающих родов, и мой не исключение. Я был всего лишь четвертым наследником, когда выбрал путь воина и ушел в халайру. Никто не мог предположить, что именно я останусь единственной живой кровью рода Антаре уже после того, как принесу клятвы высшего вейриэна и среди них — обет целибата. Так я попал в ловушку долга. А долги не способствуют просветлению.

— А почему вы раньше не выбрали наследника из риэнов? Так ведь делают угасающие дома, отец рассказывал.

— Сначала не видел достойных, откладывал, думал, пусть подрастут новые поколения, успею еще. А потом… — Таррэ провел пальцем по саламандре, плясавшей на крышке чернильницы. Та озарилась радостным огоньком, провернулась волчком и лизнула хозяйскую руку. — Потом, Сиаль, я надолго попал еще в одну ловушку долга и не мог вернуться в Белые горы. Но теперь все сложилось неплохо и для меня, и для дома, и для тебя. Мы выберем тебе лучшего жениха из высокородных горцев.

— Но я… я уже… прошла обряд, и… — покраснела бывшая младшая жена. Кто она теперь? Какая из нее леди высокого дома? Насмешка. — И я синтка.

— Ерунда! — сердито нахмурился Таррэ и дернул себя за белую прядь. — Я тебе уже говорил, дитя, не придавать слишком большого значения телесному. У нас достаточно замкнутый аристократический круг, а это плохо для Белогорья. Не заметим, как выродимся. Для многих домов не имеет значения факт, что девушка с кем-то разделила ложе. Наоборот, некоторые предпочитают добрачные отношения, чтобы удостовериться в благоприятной совместимости крови. Да и младший лорд дома Этьер — не худший из горцев. Но он… не для тебя.

Она съежилась как от удара. Пария. Как ее ни награждай титулами и сокровищами, она — пария для чистокровных риэнов.

— Почему? — сорвалось у нее.

— Он о тебе уже забыл, и в твоих интересах не напоминать ему о случившемся. — Таррэ задумчиво крутил самопишущее стило в руках. Фыркнул, отбросив трубку. — Узел судьбы, говоришь? Некоторые проще разрубить. Мое родовое наследство — прекрасная опора для какого-нибудь молодого и амбициозного мага-риэна, полукровки или пятого сына, потерявшего надежду основать свой дом. А имя лорда Антаре из клана Белой Саламандры — это готовое кресло в Совете кланов. Мы еще конкурс женихов устроим, выберем самого достойного. Ваши дети будут полноценными магами и возродят дом во всем его былом величии. Соглашайся, Сиаль. Это самый лучший вариант.

Нет. Хватит с нее замужеств. Девушка вспомнила прекрасные ночные видения, ласковые губы и горячие руки Дигеро. Никого больше ей не надо. Ни с кем больше она не сможет так… сиять. А он… Он даже не захотел дать ей имя.

И Сиаль решительно мотнула головой, отметая ненужные грезы.

— Вы говорили о двух вариантах моего будущего. Первый — замужество. А второй?

— Второй… — Вейриэн со вздохом отодвинул свиток завещания на край стола. — Второй, спарка, это отращивать твои крылья.

Иногда я завидую тебе, Лэйрин, что ты не ведаешь о таких пытках, как переход по тропе духов. Мне всегда казалось, что он ничем не отличается от умирания.

Но и оживать, когда тебя выталкивает в мир с тропы духов, не легче.

Болезненным ударом мир врывается в тело и сознание, складывается из осколков, и кажется, именно ты скрепляешь его своей болью и кровью.

И тогда я начинаю сочувствовать тебе, мой принц, потому что ты не знаешь, чем эти муки окупаются. Ты сходишь в мир, и тебя накрывает неземной восторг: реальность обретает такую глубину и потрясающе яркие цвета, будто только что сотворена.

Эта поражающая разум первозданность быстро тускнеет — за один вздох, когда дух предка стряхивает твою душу с ледяных когтей в истинную жизнь. Но ради этого экстаза обретения жизни и мира можно отдать плату болью.

Я не сразу сошел с тропы духов. Сначала огляделся. Обычная предосторожность.

Духи, особенно древние, то ли совсем отвыкают от физического тела, то ли зверски шутят над потомками, но об удобствах не думают: с них станется поставить тебя на самый пик скалы или даже дать зависнуть в воздухе над бездонной пропастью. Потом поймают, конечно, не дадут разбиться, но страху натерпишься.

Рогнус перенес мое бренное тело точно к месту вчерашней драки в долине Лета.

Солнце уже всходило. Ослепительно сияли ледяные вершины сопок, а выпавший за ночь снег расцвечивался множеством золотисто-розовых бликов. Снега в горах было еще немного. Обычно в конце осени перевалы становились уже непроходимыми из-за заносов, и горные дома риэнов почти полностью переходили на общение тропами духов. Удобно, что ни говори. Ни зимние бураны, ни холода нипочем, и за любое расстояние плата — пара мгновений леденящего инобытия.

Яррен уже ждал — в картинной задумчивости сидел на валуне и выглядел так мрачно, словно только что похоронил лучшего друга. Даже крохотное надгробие имелось: на земле перед ним была сложена маленькая, высотой с пядь, пирамидка из мелких камней и комьев земли, и полукровка прутиком чертил на снегу вокруг нее непонятные зигзагообразные фигуры, замыкая их в кольцо.

Несмотря на утренний холод, оделся младший лорд дома Ирдари ненамного теплее и наряднее вчерашней арестантской робы: холщовые штаны, как у селян-дальегов, и черная безрукавка, демонстративно открывавшая руки со зловещими браслетами узника. Страдалец он, видите ли.

Зато пристегнутые к поясу ножны короткого меча изумляли роскошью отделки из серебра, золота и драгоценных камней. А вот выглядывавшая из ножен рукоять выглядела потертой и безыскусной. Ножны явно чужие. Странно, обычно Яррен не был столь небрежен с оружием.

От чудовищных ожогов и ран на загорелой коже бывшего узника не осталось и следа, коротко стриженные волосы сияли золотом на утреннем солнышке. Как и ты, мой принц, Яррен чихать хотел на наши традиции отращивать шевелюры до лопаток и заплетать ранговые косицы на висках. В этом вы с ним тоже похожи, как и в нежелании ходить тропами духов и еще некоторыми мелочами, которые я списываю на то, что вы оба — ученики одного мастера.