Зов крови - Андрей Посняков

– Ну, что, помочь тебе раздеться, милый? Рад с неожиданным смущением хмыкнул:

– Да уж как-нибудь сам…

– Тогда мне помоги, – улыбаясь, юная красавица задрала подол…

Князь наклонился, ухватил двумя пальцами тунику, осторожно стянул… Разделся и сам… так они и встали друг против друга – нагими. Правда, под тусклым осенним солнышком молодые люди стояли недолго – живо кинулись друг другу в объятия, упали на сено, на брошенный плащ…

Так вот, на поле, у всех на виду, целовали, любили друг друга до жара, до звона в ушах, до сладостных громких стонов, уносящихся ввысь, к журавлиным стаям. Любили без стеснения – некого было стесняться, да и незачем – все понимали – князь и супруга его делают очень важное для будущего урожая дело.

Наконец, утомленные, отпустили друг друга, немного полежали, глядя на медленно плывущие в голубых небесах облака. Встали… оделись…

И тут же на поле бросились остальные – юноши и девушки сбрасывали на ходу одежду, хохотали, предаваясь важному обряду любви.

Улыбаясь, Хильда подошла к лошади:

– Поеду в селение, прослежу, как готовится пир. Князь махнул рукой:

– Да ну, милая – и без тебя приготовят.

– Сам знаешь – без хозяйского глазу – никак!

– Упрямица ты моя голубоглазая… Не обижайся. Уж, что есть – то есть. Я с тобой поеду! – Нет! – жестко отозвалась юная княгиня. – Ты – князь! Ты должен быть сейчас среди людей. Обязан!

Рад пожал плечами – обязан, так обязан – женушке лучше знать, она ведь из этой эпохи, а он… он, уже и не поймешь, из какой, и там и сям – приблуда.

Помахав на прощанье супруге, князь, обходя тут и там занимавшихся любовью молодых людей, направился на опушку… тоже уже занятую. Да где хоть от стонов сладострастных спастись-то?

Усмехнувшись, князь спокойно перешагнул сплетенных парня и девушку. Самозабвенно занятые своим делом, те не обратили на идущего никакого внимания, а вот сам Радомир все же узнал в парне того самого болотника с локонами – Борича. Все правильно – сплочать надо народ, вот и позвали людей с острова. Тем более, эпидемиологическая обстановка там оказалась в полнейшей норме – Рад никогда не забывал ее мониторить через близнецов. Что ж, пусть молодежь радуется, пусть любит, тем более – дело-то важное: плодородия землицы-матери ради, ради жизни всей. Интересно, много ль с болота пришло? И как бы их невзначай расспросить насчет гуннов? Снова близнецов подключить… а они не здесь, случаем? Не должны бы – рано. Хотя – почему же рано? По здешним понятиям – в самый раз.

Нет, если уж кого и подключать – так лучше девушек, зря князь об этом не подумал раньше, из женщин-то самые лучшие агенты и получаются, если шпионским романам верить. Мата Хари и прочие. Впрочем, Мата Хари, кажется, кончила плохо – расстреляли.

– Господине… – Из-за кустов вышло юное создание, абсолютно нагое, с упругой грудью, золотистыми, рассыпающимися по сахарно-белым плечам, локонами и большими чудно-зелеными глазищами. – Сегодня праздник, господине… И я – на радость богам…

Обняв князя за плечи, прелестная нагая нимфа принялась крепко целовать его в губы, а потом, чуть прикрыв глаза, прошептала:

– Возьми меня, возьми…

В вопросах морали Радомир был стойкий оловянный солдатик… но все же, недостаточно стойким, чтобы отказать этому колдовскому созданию, русалке, зеленоглазой навии. Не следовало отказывать, тем более сейчас, при всем честном народе, не только нимфу обидишь – богов, а боги мстительны и обиды прощать не склонны.

Ах, какие у нее были руки… какие нежные… как они щекотали кожу… конечно, не так, как руки Хильды, но… но… но…

Не в силах более сдерживаться, молодой человек подхватил прелестницу на руки и, положив на траву, повалился сверху, не чувствуя уже ни стыда, ни запоздалого раскаяния. Да и чего было стыдиться-то? Этих зовущих розовых губ, открывающих ровные жемчужно-белые зубки? Стройных и крепких бедер? Солнечнозолотого водопада волос? Мягкого животика с темною ямочкою пупка?

Как и все здесь, князь просто отдался внезапно вспыхнувшей страсти, отдался истово и беззаветно, совершенно ни о чем уже не думая и ни о чем не тревожась. Только эти глаза – сияющие изумруды, это дыхание, эта светлая кожа… волосы… Ах!

– Тебе понравилось, милый? А вот этого Радомир, честно говоря, не ожидал! Обернулся, все еще сжимая в объятиях прелестницу:

– Хильда? Ты же…

– Есть важные новости, – как ни в чем не бывало, юная княгиня присела рядом на траву и, хлопнув прелестницу ладонью по бедру, бросила: – Гостослава, оставь нас.

Девушка, похоже, ничуточки не удивилась. Покорно поднялась, улыбнулась князю. Потом перевела взгляд на Хильду, вовсе не выглядевшую разъяренной от ревности женщиной:

– Так я пойду, госпожа?

– Иди, иди, Гостослава. Еще увидимся.

Девчонка ушла, растаяла за малиновыми кустами, за красно-желтыми кленами… словно неуловимая лесная нимфа.

Радомир растерянно моргнул:

– Ты что же, ее знаешь?

– Конечно, знаю, милый, – обняв князя, супруга поцеловала его в губы. – Конечно. Я ее для тебя и выбрала, подослала.

– Ты?!

– Конечно. Гостослава – славная и красивая девушка, а ты – князь, конунг. А у всякого достойного и славного конунга должно быть много жен, так уж заведено исстари.

Молодой человек отпрянул – слишком уж все это было как-то странно:

– Но я люблю только тебя!

– Я это знаю, милый. Но ты князь!

– Я христианин. И ты, между прочим – тоже.

– Да, так, – Хильда вдруг нахмурилась. – Мы сейчас не о том говорим, о, муж мой. Есть вещи куда важнее – за тем я сейчас и пришла, извини, ежели помешала.

– Что? – одеваясь, воскликнул князь. – Что же такое случилось?

Юная княгиня тотчас же приложила палец к губам:

– Не кричи, тс-с… Корона исчезла!

– Что?!

– Венец бургундов кто-то похитил, унес.

Девчонка попалась приятная, миленькая – с теплой упругой грудью, трепетным плоским животиком и дивными бедрами, каких Боричу вообще никогда не приходилось раньше видеть. Да он и вообще, в силу возраста, мало имел дело с женщинами. И раньше-то мало, а уж теперь, когда от старого Келагастова рода остались, наверное, два человека – Борич да Гостой-братец. Остальные, кто к болотным прибился, в большинстве из Луговых Кулишей были, из Ардагастова рода, тянули слова, как вожак их, рыжебородый Гоеслав, сын Любожада. А кто не тянул – те вообще приблуды, непонятно, какого роду-племени, много, много таких бродяг развелось в последнее время – черная смерть никого не щадила. Вот и Борич с Гостоем – тоже бродяги, чего уж тут говорить. Странно все… Ведь еще всего-то одно лето назад род Келагаста считался одним из самых могучих, и земли их были – по всей округе, везде! За год все изменилось, кто-то – скорее всего, соседушки Доброгастовы – наслали из зависти черную смерть. Келагастовы люди стали болеть и вымерли быстро, один за другим, почти никого к весне не осталось. Борич с младшим братцем Гостоем всю зиму на дальней заимке провели – охотились, выживали, ждали себе на смену других молодых парней. Да так и не дождались зимой-то, а уж по весне и вовсе развезло все пути-дорожки, так, что и не пройти, пришлось снова ждать – покуда подсохнет. Вот тогда только – по первой зеленой траве – и двинули к своим, пришли… Лучше б не приходили! Хорошо, Ждамор, волхв, их на околице встретил, завернул – не ходили б вы, парни, в селище – мор там. Да и ко мне не подходите близко, не надо. Чуял, чуял старый жрец свою смертушку и на помощь богов уже не надеялся. Чернобог, Чернобог лютый – кто ж еще всех забрал-то? В наказание – слишком уж хорошо Келагастовы жили, а требы приносили жиденькие. Когда в последний раз Чернобога ублажили? Давно, давно, еще по осени, сбросили с обрыва на камни грязного мальчишку-раба. Ну, разве это дело? Вот бы – красавицу Айшу, Келагастову правнучку. Все равно ведь она Чернобогу досталась и шестнадцатую весну не встретила, умерла, как и все, от лютой смертии.