Заброшенный в природу - Милен Русков

— Ничего страшного не случилось, — успокоил я их. — Так ее организм очищается, и токсины выходят наружу. Потом исчезнет и нехороший запах изо рта.

Но насколько я помнил, лечение этого недуга не должно было протекать именно так. Я решил повторить процедуру. На этот раз я едва успел смазать ей живот керосином, как она тут же понеслась в уборную. Мне пришло в голову, что, наверное, будет лучше вообще перебраться поближе к отхожему месту, но оно, естественно, находилось во дворе и там не было никаких условий, да и непривычно как-то было проводить эту процедуру там… Иными словами, нельзя. Когда девица вернулась, я снова втер ей пепел из табачных листьев. Она опять выбежала наружу. Теперь у меня не осталось сомнений, что у нее началась диарея, причем в довольно тяжелой форме. Я бы не сказал, что отвратительный запах изо рта исчез, но трудно было что-либо утверждать, так как к нему примешивались и другие запахи. К тому же девушка расплакалась. Ее отец рассвирепел, лицо его покраснело, и он стал на меня наскакивать, грозясь побить. Одним словом — испанец! Домашние еле его удерживали. Я представлял себя со стороны: стою, выставив вперед ладонь одной руки и подняв вверх другую с зажатым в ней табачным листом, и говорю: «Спокойно, спокойно!» А напротив меня бушует раскрасневшийся испанец. Девица ревет благим матом, две женщины еле сдерживают разгневанного отца, но бросают на меня злобные взгляды. «Хорошо, хоть жениха здесь нет!» — мелькнуло у меня в голове. А потом я подумал, что следует позвать доктора Монардеса. Так мы и сделали — хозяева послали за ним слугу.

Когда доктор пришел, он спокойно расспросил обо всем больную, кстати, к тому времени она уже почти оправилась, и их разговор продолжался довольно долго. Потом доктор сделал мне знак выйти наружу. Мы обсудили случившееся. Надо сказать, что присутствие доктора Монардеса, его хладнокровное поведение вселило во всех спокойствие, особенно в меня. Теперь я был уверен, что доктор сможет разрешить проблему. Он демонстрировал такую сдержанность, такое присутствие духа, что все окружающие успокоились. Это и есть самая большая тайна его успехов в медицинской практике. Разумеется, нельзя не учитывать его солидные знания, но не только в них дело. У доктора был какой-то непостижимый талант, который у одних есть, другие же лишены его начисто.

Выйдя наружу, мы столкнулись с девушкой, которая возвращалась в дом. Доктор приветливо улыбнулся ей, а она, низко наклонив голову, поспешила скрыться внутри. Но уже не плакала.

— Что случилось, Гимараеш? — спросил доктор Монардес, разглядывая кончики своих ботинок и легонько постукивая тростью. Это было очень плохим знаком.

— Понос, — ответил я, недоуменно разводя руками.

— Молодец, ну, ты молодец! — сказал доктор и сильно стукнул тростью совсем близко к моим ногам. Он хорошо знал, что из дома за нами наблюдают, и это заставляло его сдерживаться. — Слушай меня внимательно, идиот! — произнес он слегка приглушенно, но весьма отчетливо. Во всяком случае, я прекрасно его слышал.

Ты должен был втереть пепел из табачных листьев в кожу живота, но также и в кожу плечей. В кожу плечей! Чтобы табак оттянул горячие соки наверх. Иначе он собирает их в животе, и там начинается процесс, как внутри вулкана, понял? Кроме того, это молодая девица, природа и без того наделила ее горячими жизненными соками. Кто знает, что там происходит внутри и без твоего вмешательства. А ты являешься и кладешь ей на живот табак, чтобы он притянул туда еще соков. — Доктор ударил себя по лбу. — И сейчас у нее в животе словно лава бурлит. Ты сумасшедший, Гимараеш, или что? Я не удивлюсь, если изо рта у нее будет пахнуть не только чем-то гнилым, но и серой, и пойдет пар.

— Но, сеньор… я ведь только учусь, — промямлил я.

— Да, и в этом моя вина! — заявил доктор, уже повернувшись ко мне спиной, и направился в дом.

Как только мы вошли в комнату девушки, доктор обратился к присутствующим:

— Мой ученик все сделал правильно и, при терпеливом ожидании, недуг девушки и так бы прошел, однако есть еще один легкий и быстрый способ лечения, который я сейчас применю.

Когда я снова положил листья на жаровню, родители Марии посмотрели на меня с ужасом, однако доктор успокоил их, сказав, что в живот их больше не станут втирать, и ласковым голосом попросил девушку немного приспустить рукава с плеч. После чего он смазал ей плечи керосином и стал втирать табачный пепел, сделав мне знак, чтобы я вышел из комнаты. Я вышел во двор и закурил сигариллу. Через минуту девушка пробежала мимо меня — сначала в одну сторону, потом в другую. Когда она возвращалась, я любезно кивнул ей и улыбнулся. Она же потупила глаза и быстро скрылась за дверью. Мне хотелось сказать ей: «Здравствуйте, сеньорита». Но я сдержался. Потом я засмотрелся на птицу в небе. Ее движения показались мне странными. Она парила, несомая воздушным течением, потом, прижав крылья к телу, камнем падала вниз, после чего снова начинала взмахивать крыльями, набирая высоту, и отдавалась во власть воздушных струй. И снова спускалась вниз и поднималась вверх, кружа над городом. Человек обычно не задумывается над тем, что летать — не только приятно, но и трудно. Нужно беспрестанно следить за воздушными потоками, которые постоянно меняются, переходить из одного потока в другой, резко проваливаться вниз, а потом снова набирать высоту, но уже в другом потоке. Но если он несет тебя не в ту сторону, которую ты избрал, нужно искать другой. И постоянно быть активным и точным в своих движениях. Как пловец. Хотя плыть в воздухе наверняка легче. Но если бы я, например, был птицей, то стал бы следить исключительно за точностью движений. И тогда я не мог бы думать ни о чем другом. Наверное, с течением времени птицы привыкают к этому и начинают делать все почти неосознанно. И тем не менее, пусть это не покажется странным, передвижение по земле может оказаться самым легким и надежным способом передвижения. Можно, скажем, где-то остановиться, опереться о стену, закурить сигариллу и долго-долго пялиться в небо. Птицы же этого сделать не могут. Если они перестанут махать крыльями, то камнем упадут вниз или же воздушное течение унесет их куда-то. Для птиц не существует стены, на которую они могут опереться. Разумеется, нет у них и сигарилл. Они в постоянном движении и всегда послушны колебаниям воздуха. Наверняка поэтому люди