Заброшенный в природу - Милен Русков

голову, взяв меня в ученики; что если и на этот раз не получится, он просто вышвырнет меня на улицу (однако не вышвыривает!) и прочее, и прочее. При этом дело происходит в жаркой и душной комнате, где ты обливаешься потом и еле дышишь, а голова идет кругом от табачных испарений. Но самое ужасное, что ты сам начинаешь чувствовать себя полным идиотом и серьезно задаешь себе вопрос, а может, ты и впрямь дебил от рождения и до сих пор просто не замечал этого? Такое приходит тебе в голову, когда видишь, с какой легкостью доктор Монардес делает все то, над чем ты корпишь целый час, и в его руках все получается само собой, а ты мучаешься как проклятый — потный, раскрасневшийся, истощенный и в полуобморочном состоянии от табачных паров. И все это не единожды, а много раз, поскольку для разных болезней табак нагревается по-разному. Впрочем, то же относится и к отвару — какими должны быть листья, сколько их нужно толочь в ступе, сколько времени потом варить и прочее. Но, в конце концов, все усваиваешь. И даже тогда, будучи уже подготовленным, удивляешься, насколько, по сути, все эти процедуры сложнее, чем выглядят со стороны. Но это и есть настоящая профессия, особенно если хочешь в ней преуспеть.

Итак, мы смазали табачной субстанцией все больные места дона Педро, покрыли их нагретыми листьями, а поверх — обмотали кусками ткани, смоченной табачным соком. Все это оказалось долгим и муторным делом, потому что дон Педро должен был переворачиваться то на живот, то на спину, но из-за тучности это давалось ему нелегко, и мы были вынуждены помогать ему. При этом листья табака все время норовили свалиться с его поясницы, и мне приходилось их придерживать. И я все время думал, а что если дон Педро не сможет сохранить положение и откатится назад? Есть вероятность, что он сломает мне руки. Вся эта процедура тянулась бесконечно, намного дольше, чем обычно, мне даже пришлось дополнительно разогревать табачный отвар, поскольку он остыл. Когда, наконец, мы перевязали дона Педро, закрепив листья, мы вернулись в дом доктора Монардеса. Через два часа нам предстояло вновь пойти к больному и повторить процедуру. В первый день это следовало делать трижды.

Когда мы вернулись к дону Педро для второй перевязки, он сказал, что чувствует себя лучше. Наверное, он и впрямь почувствовал облегчение, так как переворачивался в постели намного быстрее. Мы всё повторили — смазали, покрыли больные места табачными листьями, а сверху наложили теплые повязки.

Когда мы пришли в третий раз, то застали дона Педро сидящим в кровати.

— Мне жарко, — сообщил он нам, рванув нижнюю рубаху с разрезом на груди. — Мне ужасно жарко. Но я чувствую себя намного лучше, доктор. Боль почти ушла.

— Сейчас я полностью освобожу тебя от нее! — уверенно заявил доктор, видимо, довольный результатами лечения. Лицо доктора Монардеса буквально светится, когда лечение идет успешно, он выглядит счастливым. Зная, как он любит людей, это его состояние я могу объяснить глубоким профессиональным удовлетворением. Наверное, в такие минуты он говорит себе: «Вот, я снова оказался прав. Снова сделал все как надо». Или что-то вроде этого. Во всяком случае, когда он доволен, лицо его приобретает благодушное и даже веселое выражение. В такие минуты с доктором Монардесом очень приятно работать. Его движения становятся легкими, я бы даже сказал — грациозными, решительными и уверенными, тело — собранным и ловким, мысль — четкой и быстрой.

На этот раз процедура прошла на удивление легко и быстро. Когда мы стали укладывать листья на колени дона Педро, он даже выпрямился, чтобы нам было удобнее.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его доктор Монардес.

— Намного лучше, — ответил дон Педро. — Только умираю от жара.

Пока мы его перевязывали, он не переставал пыхтеть и дергать в сторону ворот рубашки, и без того расстегнутой до конца. «Очень, очень жарко», — неустанно повторял он. Под конец дон Педро схватился перевязанными руками за нижний край рубашки и стащил ее через голову.

— Как бы он не простыл, — обратился я к доктору, поскольку стоял ненастный осенний день.

Доктор тоже, как видно, беспокоился об этом.

— Дон Педро, — обратился он к хозяину таверны, — смотри, не простудись.

— Тогда ты станешь лечить меня от простуды, — засмеялся дон Педро. — Я больше не могу. Уж очень мне жарко.

Но чувствовал он себя намного лучше.

Доктор решил включить в процедуру нечто такое, чего мы никогда не делали, или, по крайней мере, я никогда не видел, чтобы он это делал с тех пор, как стал его учеником.

— Будем ковать железо, пока горячо, — сказал доктор и похлопал дона Педро по плечу, так что его тело заколыхалось, как желе.

Дон Педро в ответ засмеялся, после чего доктор приказал служанке Марии принести луженый сосуд и сделал следующее: он порылся в мешке с табачными листьями, достал один листок, но тот ему не понравился. Он достал другой, средний по размеру, на мой взгляд, такой же, как и другие листья. Подойдя к почти погасшему очагу, он взял щипцами два тлеющих уголька, сунул их в жаровню, потом отнес жаровню к столу. Там он поджег табачный лист, положил его на тарелку, наклонился над ней и помахал рукой, направляя дым к носу. Как видно, остался доволен. Потом повернулся ко мне и сказал:

— Гимараеш, давай перенесем стол поближе к кровати.

— Отойди в сторонку, парень, — обратился ко мне дон Педро. — Я возьмусь с этой стороны.

— Не делай этого, Педро, — запротестовал доктор. — Тебе нельзя напрягаться.

— Ничего страшного, — ответил дон Педро.

Доктор больше не спорил. Он отошел в сторону и многозначительно посмотрел на меня. Разумеется, я понял. Подошел к нему и взялся за край стола. Вдвоем с доном Педро мы перенесли стол, который не был тяжелым, поближе к кровати.

Теперь, дон Педро, сядь на кровать и вдыхай табачный дым.

Дон Педро уселся на кровать, притянул к себе ближе тарелку с тлеющим табачным листом, склонился над ней и стал вдыхать табачные пары. Здесь нужно особо подчеркнуть, дабы читатель понял, что лист не горел, а потихоньку тлел, отчего дым, исходивший от него, был густым и насыщенным.

Пока дон Педро вдыхал табачные пары, доктор Монардес подробно объяснял ему, как в дальнейшем будет проходить лечение. Мы станем приходить к нему всю ближайшую неделю и менять повязки два раза в день, потом будем приходить один раз в три дня, пока в этом будет необходимость, но вряд ли