Три вороньих королевы - Мария Гуцол

— Не указывай мне! — голос сиды взлетел к потолку. Она хлопнула в ладоши, и девушка в белом внесла в зал что-то, обернутое тканью.

— Забирай, — хозяйка холма в упор взглянула на Джил. — Забирай Чашу и мое проклятие. Что бы ты ни делала, горечь терна ты не забудешь никогда. Горечь терна и разрушенные грезы.

По себя Джил пожелала волшебнице подавиться своими проклятиями. Она была слишком усталой, чтобы слова сиды по-настоящему напугали ее. Джил сорвала ткань с протянутой ей Горькой чаши.

Круглая и большая, она была сделана из чего-то прозрачного и белого, похожего на лед. Белое пронизывали красные прожилки, как кровеносные сосуды. Чаша обожгла холодом руки Джил, когда она приняла ее.

— И наши вещи, — сказал Хастингс. Хозяйка холма хлопнула в ладони еще раз. Охотник на фей подобрал с пола оба рюкзака и встал рядом с Джил. — А теперь мы уйдем.

— Уходите, — сказала им сида на троне. Она сидела с прямой спиной, величественная, чужая, прекрасная, лицо мерцало внутренним светом, как воск горящей свечи. — И помните. Никогда больше вы не будете такими счастливыми, как были здесь

— Да гори оно, такое счастье, — сказала Джил и сама вздрогнула от собственных слов. Перед глазами снова встал огонь, в котором корчились и умирали никогда не написанные картины.

Костер горел ровно, мягко потрескивали дрова, искры летели в темное беззвездное небо. Бен подложил в огонь еще несколько поленьев, пододвинул чашку с греющейся водой поближе к жаркому нутру костра.

Джил сидела напротив, глаза закрыты, лицо пустое и отрешенное, тонкие руки обнимают колени. Хастингс так и не решился спросить, что случилась с ней в Терновом холме. С тех пор как они ушли оттуда, она говорила мало и казалась погруженной куда-то внутрь себя. Самому Хастингсу тоже мало хотелось разговаривать, но сейчас молчание стало слишком тяжелым и давящим на плечи.

— Спасибо тебе, — проговорил Бен, чтобы что-то сделать с этим молчанием. — Я бы нарушил гейс, не успей ты появиться. Я слишком поздно понял, что попал под чародейство.

Она кивнула, не открывая глаз. Хастингс успел подумать, что не получит другого ответа, когда Джил наконец заговорила:

— Это не я. Твой гость, который приходил ночью. Это его слова разрушили иллюзии. Терн всегда колюч и горек. Действительно, сложно забыть. Теперь.

Она открыла глаза и, не мигая, уставилась в огонь.

Бен помолчал, пошевелил угли в костре, отправив в полет еще одну стаю искр, потом сказал:

— Король-Охотник жесток, но прав. Так про него говорят. Что с тобой случилось?

— Я рисовала, и это было просто волшебно, — девушка провела ладонью по лицу, словно стараясь так избавиться от последних остатков наваждения. — Белые цветы, много света, какие-то лица. Потом я вспомнила ту ночь, тот костер и эти слова про терн. Пока я вспоминала, все, что я рисовала, сгорело. А я оказалась в каморке с одним факелом. Я думала, что пишу маслом, а на самом деле водила пальцами по грязной стене. Очень… не честно.

Она протянула руки к огню, и Бену показалось, что видит Джил сейчас совсем не их маленький походный костерок.

— Я не знаю, что хуже, что оказалось больнее, обман или лекарство от обмана. Этот твой Охотник действительно жесток. Знаешь, как страшно смотреть, как корчится в огне все, что для тебя имело смысл?

— Не знаю, — отозвался Хастингс. — Знаю зато, что Король-Охотник никогда ничего не делает просто так. И нам повезло, что он решил помочь тебе. Даже если это оказалось больно.

— Помочь мне? — Джил все таки отвела глаза от огня и взглянула на Хастингса.

— Мне-то он не стал бы помогать, оставил бы выкручиваться самого.

— Почему?

— Здесь на Другой стороне научили меня целой куче вещей. Думают, что этого мне довольно.

— А проклятие? — Хастингсу послышались в голосе Джил нотки чего-то, очень похоже на отчаяние. — Проклятие этой терновой тетки. Что мне делать с ним? Она обещала мне горечь, что бы я ни делала.

— Попробуем что-то с этим придумать на обратном пути. Знаешь, Другая сторона так или иначе отравила всех нас, — Бен пожал плечами. — И мы все как-то с этим живем. Я знаю одного парня, арфиста, с ним случилась худшая история, чем с тобой или там со мной. Или, может, не худшая, но куда сложнее.

— Что за история?

— Королева Холмов подарила ему арфу со струнами из лунного света. Он ходил через Границу, пел и играл то у нас, то здесь. Пока не начал видеть солнце Другой стороны. Тот, кто видит здесь солнце, почти наверняка не сможет пройти через туман Границы, такое дело. Чтобы возвращаться к нам, в мир людей, этот парень отдал Королю-Охотнику самое дорогое, что у него было — подаренную арфу. За это Королева Холмов запретила ему играть на других арфах, пока кто-то не отдаст ему больше, чем дала она.

— И что? — Джил придвинулась ближе к огню и завернулась плотнее в куртку Бена. Самого Хастингса спасал от зябкого ночного ветра серый расшитый плащ. Подарок Короля-Охотника и его королевы.

— В этого парня была влюблена девушка. Она пришла на Другую сторону и попросила Королеву Холмов превратить ее в арфу. Отдала больше, такое дело.

— И она навсегда осталась арфой? — глаза Джил удивленно округлились.

— Не навсегда. Когда Том узнает ее голос в звоне струне, тогда она станет обратно человеком. Так они и живут до сих пор. Уже пять лет прошло. Он слышит голос, но никак не может узнать.

— Том… — задумчиво протянула девушка. — Кажется, я видела в сети видео с каким-то музыкантом из Байля, с арфистом.

— Томас Лери в Байле что-то вроде достопримечательности. И здесь тоже. Он пел в Бездне, представляешь? Не знаю, смог бы, если бы у него была другая арфа.

Какое-то время они молча смотрели на огонь. Бен кормил костерок с руку ветками. Закипела вода в чашке, и Хастингс запарил травы, взятые в доме с тремя очагами. Вдыхая ароматный шалфеевый парок, он вспомнил о Горькой чаше, сейчас замотанной в рубашку Джил и спрятанную в ее рюкзак. Бен видел Чашу мельком, но на память охотник на фей не жаловался никогда. Белая, словно выточенная из льда, прожилки похожи на кровеносные сосуды. От Горькой чаши на Бена Хастингса дохнуло таким холодом, который тот, кто видел Бездну, узнает всегда.

Он задумчиво прикусил губу. Будь его воля, Хастингс бы вернулся в дом леди Гвинет, а лучше — добрался бы до полого холма, увенчанного дубом, и там спросил бы у Короля. Есть вопросы, на которые даже сиды отвечают прямо, особенно если за спрашивающим есть право на этот ответ.

Но где-то в горах оставался похищенный ребенок, тринадцатилетний брат Джил Грегори. Они потеряли достаточно времени, бродя по подземельям и холмам, чтобы тратить время еще и на Горькую чашу.

- О чем ты думаешь? — спросила Джил неожиданно, заставив Бена вздрогнуть.