Фармацевт 2 - Александр Юрьевич Санфиров

— Ради бога, — согласно кивнул я.

— Вот и отлично, — воодушевился собеседник. — Вижу, мой визит для тебя сюрпризом не оказался, поэтому сразу скажу, что шел к тебе с предложением сменить место жительства на Ленинград, но сейчас понимаю, что оно преждевременно.

— Погодите, Давид Гиршевич, — прервал я монолог гостя. — Объясните для начала, почему моя персона вас так заинтересовала?

Тот снисходительно улыбнулся.

— Виктор, я ведь не вчера родился, и знал твоего покойного начальника много лет. И хотя он старался особо не распространяться о том, как вы изготовляли вашу Виагру, все равно проговорился о твоей роли в её производстве.

Но все сомнения окончательно исчезли у меня после разговора с Аней. То есть с Анной Тимофеевной. Та секреты хранить умеет, но только не от меня. Она практически подтвердила мои предположения, что ты каким-то образом влияешь на исходные препарат, придавая ему нужные свойства.

Я усмехнулся.

— Давид Гиршевич, вы вроде бы здравомыслящий человек, атеист, как я понимаю, неужели вы верите в такую ерунду?

Старый провизор, пристально глядя мне в глаза, ответил:

— Виктор, что мы знаем о мире, окружающем нас? Да мы не знаем ничего! Вернее, положившись на науку, уверены, что со временем разгадаем все тайны Вселенной, но почему-то с каждым новым открытием у нас возникают тысячи новых вопросов.

Что такое человеческий разум? Откуда он взялся, каковы его пределы, никто не представляет. Возможно, твои способности очередной виток его эволюции. Ты наверно не знаешь, но за рубежом, да и в нашей стране существуют секретные лаборатории, где изучают таких людей, как ты. Их там, как я слышал, не один десяток. Видят кончиками пальцев, мыслью поднимают спичечные коробки, и делают прочие чудеса.

Уверен, что Соломон Израилевич говорил тебе о том, что не следует афишировать свои способности, иначе вполне можешь попасть в такое учреждение.

— А почему, вы решили, что ваше предложение о смене места жительства преждевременно? — вновь перебил я пожилого провизора.

— Чего же тут непонятного, — вздохнул тот. — При всем своем житейском опыте, я и представить не мог, что простой парнишка из обычной семьи к своим семнадцати годам сможет так обустроить свой быт!

Да что там говорить, единицы из моих знакомых могут похвастаться гарнитуром из карельской березы.

Про порядок и чистоту я вообще молчу, с трудом верится, что тут обошлось без женской руки. Глазам не верю! Поэтому на данный момент не могу предложить тебе ничего подобного.

— Но все же, Давид Гиршевич, зачем вам этот визит? Ведь я же русским языком сообщил Анне Тимофеевне, что лавочка закрывается, больше я не хочу рисковать, мне, как вы можете убедиться, и так живется неплохо, зачем же еще искать проблемы себе на голову? Чтобы, как Корейко в Золотом теленке искать, куда спрятать деньги и не иметь возможности, открыто их тратить?

— Надежда, как говорится, умирает последней, — улыбнулся Коэн. — Именно поэтому я решил с тобой поговорить. Было бы глупо не попытаться продолжить наше сотрудничество. А что касается денег, возможно, сейчас ты не знаешь, куда их потратить, но так будет не всегда. Наступит время, и ты пожалеешь, о многом чего не сделал, хотя имел такую возможность, в том числе и о деньгах.

— Если бы молодость знала, а старость могла, — прокомментировал я Коэна.

— Вот-вот, — согласился тот. — Четыреста лет прошло, а слова Этьена остаются на слуху. Потому, что они правильно отражают человеческую натуру.

Мы оба никуда не спешили, поэтому беседа у нас продлилась долго. Надо сказать, было интересно разговаривать с Коэном. Кругозор и эрудиция заведующего гомеопатической аптекой удивляли не по-детски. Тем более разговаривал он со мной без скидок на возраст.

Мне импонировало, что в его словах не чувствовалось обычного превосходства взрослого человека по отношению к юнцу. Наверно тут сложились несколько обстоятельств, то, как я без труда поддерживал разговор, мои удивительные способности, и, конечно, обстановка квартиры, подходящая больше одинокому неплохо зарабатывающему ученому, чем семнадцатилетнему фармацевту, студенту-вечернику медицинского училища.

С Коганом у нас тоже бывали долгие беседы, но они проходили обычно в стиле мудрого гуру, дающего наставления своему ученику.

Нельзя было, наверно, скидывать со счета, что Коэну хотелось предстать передо мной в лучшем виде, именно поэтому он с таким вниманием слушал мои рассуждения. Похоже, у меня получалось это лучше, потому, что только спустя полтора часа до него дошло, что мы просто теряем время, беседуя ни о чём. После этого мы уже конкретно принялись договариваться о сотрудничестве.

— В общем, так, молодой человек, — резюмировал в итоге собеседник. — Лучшее враг хорошего, поэтому мы не будем усложнять наши отношения. На данном этапе меня вполне устраивает, если ты пару раз в месяц будешь работать с порошками Виагры, которые мой посыльный будет привозить из Ленинграда. Заодно он будет передавать тебе деньги в счет оплаты выполненной работы.

Так будет лучше для нас. У меня до визита к тебе были сомнения, стоит ли вообще с тобой вести дела, собственно, они и сейчас имеются, но ближайшие месяц-два покажут, что у нас получится.

— Хорошо, — я согласно кивнул. — Мне тоже бы хотелось коротко подвести итог нашей беседы.

Как я понял, нагружать меня работой вы не стремитесь, притом избавляете от изготовления основы препарата. И так будет продолжаться до весны следующего года.

Я уже вам говорил, что в следующем году окончу медицинское училище и планирую поступление в Ленинградский химико-фармацевтический институт. В нем я надеюсь на ваши возможности, Давид Гиршевич, сильно сомневаюсь, что, даже сдав хорошо экзамены, смогу пройти по конкурсу.

Кроме того, с весны вы помогаете мне в приобретении квартиры в Ленинграде. Мне бы не хотелось еще пять лет ютиться в общежитии после благоустроенного жилья.

Коэн ехидно улыбнулся.

— Учитывая ваши побочные заработки, Виктор Николаевич, проблему с квартирой мы решим. Тем более что время еще есть.

Хотелось бы еще раз попросить тебя быть осторожней и не показывать лишний раз свои способности. На сегодняшний день в вашем городе о них знает только Семенова, постарайся, чтобы в будущем для окружающих они так и оставались тайной.

Когда Давид Гиршевич ушел, на часах было половина второго.

— Однако, мы с ним надолго засиделись, — подумал я, глядя на часы. Желудок уже напоминал о себе, поэтому я срочно начал шарить по полкам, надо бы что-то сварганить на обед.

Снимая пенку, с кипящего бульона из синей, тощей курицы, залежавшейся в холодильнике, я периодически улыбался, вспоминая удивление на лице Коэна, когда тот пытался увлечь меня огромными размерами доходов, намекая на сотни тысяч рублей, и в ответ,