Обманный лес - Кристофер Голден

– Прости, малыш, – сказал Ворчун низким и скрипучим голосом, почти таким же грубым, как у друга дедушки Натана, который жил в Бруклине.

Гном осматривал раны на спине у Натана и ворчал, качая головой.

– Очень зря старина Фонарь послал Долгозуба. Этот малый просто дикарь. И всегда им был, – сердито сказал Ворчун. – Впрочем, с виду все в порядке. Арахисовое масло залечит все лучше некуда. Давай-ка одевайся.

На Натане было чистое белье и коричневые джинсы – он признал в них свои собственные, из его комода. Ворчун принес ему одежду. Натан сначала сопротивлялся, но когда решил, что гном не собирается делать ему ничего плохого, то разделся и, как сумел, вымылся водой из ведра. Ни Ворчун, ни Тыкван Горлянкин, молчаливое пугало, которое сидело на веслах и вело лодку по реке Вверх, не смотрели на Натана, пока он мылся. Потом Тыкван веслом столкнул грязную одежду Натана в воду.

– Черт, ну и вонь, – передернулось тыквоголовое пугало, когда вещички Натана поплыли по течению и тут же застряли в каких-то зарослях прибрежного тростника.

Теперь Ворчун передал Натану футболку с Бэтменом, которая оказалась чуточку великовата. Она тоже была из его комода. Когда Натан натянул ее, ему захотелось плакать. Он так устал и ему так надоело бояться, что ему просто хотелось дать себе волю, залиться слезами и очутиться в том месте, где он всегда оказывался, когда плакал. Подальше. Наедине со своими страданиями.

– Поверить не могу, что я потерял эту чертову шляпу, – недовольно буркнул Ворчун и уселся на скамью, которая располагалась в центре лодки. – У меня семь лет ушло, чтобы ее разносить.

– Ни слова больше о шляпе, – рявкнул Тыкван.

Натан боязливо наблюдал за ними. Пугало, похоже, тревожилось и злилось на Ворчуна, хотя мальчик не понимал почему. Может, оно хотело, чтобы Ворчун сменил его на веслах, подумал Натан. Хотя дела-то там всего ничего, просто рулить и не давать лодке ткнуться в берег.

Он снова обратил свой взгляд на горы, прищурился, и страх начал возвращаться. Потом он посмотрел на Ворчуна, но не почувствовал ничего, кроме грусти. Гном никогда ему не нравился, с тех самых пор, как отец впервые прочитал ему про Обманный лес. Ворчун всегда казался слишком сердитым и чуточку страшным. В нем было четыре с половиной фута росту, и он носил серый в тонкую полосочку кашемировый костюм. Под мышками у него скрывалось по кожаной кобуре, в которых он носил здоровенные кольты, прямо как в старых вестернах.

И еще шляпа. Которую потерял.

Без шляпы и с такого близкого расстояния Ворчун стал казаться просто сварливым и, пожалуй, немножечко грустным. Прямо как Натан, только ему не было страшно. Едва стоило Натану об этом подумать, как ему в голову пришла мысль: а вдруг Ворчун, тоже боится, самую капельку?

– Зачем Фонарю обижать меня? – пискнул Натан, страшась возможного ответа.

Ворчун покачал головой, и теперь Натану стало совершенно понятно, что ему страшно и грустно. Мальчику стало полегче. Не так одиноко. Но ненадолго, потому что в голову ему пришла другая мысль: ведь если гном боится, может быть, им всем грозит опасность?

– Он не обидит тебя, малыш, – сказал Ворчун. – Мы не дадим ему, даже если он и захочет. Ты здесь не поэтому, Натан. В один прекрасный день ты вернешься домой. Я уверен.

– Кто это «мы»? – внезапно осведомился Тыкван и на мгновение вытащил весла из воды, глядя на Ворчуна с таким выражением, от которого у Натана по коже забегали мурашки.

– Я. – Ворчун исподлобья взглянул на Тыквана; лучи утреннего солнца играли в его седых волосах и расчерчивали лицо темными тенями. – Я. Султанчик. Барри.

Тыкван расхохотался, и Натан забился на самый нос лодки. Их несло течением, прибивало к левому берегу реки Вверх, но Натан едва замечал это. Однако впервые за все это время он обратил внимание на то, что большая желтая тыква, служившая Тыквану головой, кажется какой-то мягкой.

Подгнившей.

В Обманном лесу теперь все сгнило, подумал он.

– Паршивый коротышка, пони и птица, – угрожающе проговорило пугало и покачало своей тыквой. – Что Фонарю следует сделать, так это вспороть этому сопляку брюхо и размотать кишки по Путаному пути. Тогда Наш Мальчик станет шелковый, это уж как пить дать.

Пугало поднялось на корме во весь рост. На лице Ворчуна промелькнуло настороженное беспокойство.

– Сядь, Тыкван, – велел гном – Ты перевернешь лодку, или мы врежемся в берег. Берись за весла.

Из-за спины, откуда-то из дерюжных лохмотьев, которые являли собой немудреную одежку соломенного чучела, Тыкван извлек длинный нож. Тыква ухмыльнулась, и с уголка ее губ начала сочиться гнилая мякоть.

– Не думаю, – сказал Тыкван. – Думаю, настало время кому-то из нас действовать по-настоящему. Слишком уж быстро все разваливается.

Ворчун сунул руку за пазуху кашемирового пиджака и вытащил длинный железный кольт, так быстро, что Натан едва уловил движение его руки.

– Берись за весла, мать твою, – рявкнул Ворчун.

Натан разглядывал пистолет и щетинистое лицо гнома: седые волосы и бачки, голубые глаза, делавшие его почти похожими на настоящего человека, на настоящего карлика, из тех, кого можно увидеть на улице. Но остроконечные уши выдавали его с головой. Они да еще зубы, которые сужались и превращались на концах в острые иглы – полный рот острых клыков.

Тыкван рассмеялся.

Натан смотрел на них широко раскрытыми глазами, крепко обхватив себя руками.

Пугало двинулось на него.

Ворчун вскинул кольт и выстрелил, и гнилая тыква заляпала всю корму лодки и плюхнулась в реку. Все, что осталось от Тыквана, отлетело назад от удара пули, опрокинулось навзничь и, перекувырнувшись через борт, полетело в воду.

Натан закричал, завизжал и залепетал что-то нечленораздельное. Слова слетали с его губ, но в них не было никакого смысла, даже для него самого. Ворчун сунул кольт в кобуру и сел грести. Он вывел лодку на середину реки, потом снова поднял весла. Он осторожно приблизился к Натану, и мальчик с плачем шарахнулся от него. Но через некоторое время гном обнял Натана и крепко прижимал его к себе, пока тот плакал.

– Прости, Нат, – прошептал Ворчун скрипучим и тихим голосом – Но иначе никак. Другого пути нет.

Река текла прямо, препятствий в воде было немного, и Ворчун просидел так с мальчиком довольно долго. Скоро наступило утро, оранжевое солнце ярко засияло на небе, и деревья – по крайней мере здесь – зеленели как ни в чем не бывало. Вокруг вздымались горы, и поток нес свои воды все выше, выше и выше, пока не начало холодать.

Ворчун снял свой кашемировый пиджак и накинул его на Натана, а мальчик лежал ничком и плакал на носу лодки. Ворчун греб. Некоторое время спустя плач прекратился, и гном понял, что парнишка уснул. Он порадовался за Натана. Ребенок, скорее всего, практически не спал с тех пор, как попал в Обманный лес, и сон должен был стать для него счастливым избавлением.