Право первой ночи - Екатерина Красавина

— И? — задал вопрос майор. Я судорожно сглотнула.

— …Когда Антонина Петровна попросила меня дать ей лекарство, которое находилось в Ольгиной комнате, в коробочке с лекарствами, я случайно обнаружила конверт, в котором лежала фотография. На ней были сняты Ольга, Алина и еще незнакомая женщина.

Губарев со своим помощником переглянулись.

— Фотография у вас с собой?

— Да. — Я раскрыла сумочку и протянула фотографию.

Губарев взял ее, потом перевернул и прочитал вслух: «Мы у Маргариты Грох.».

— Занятно, — протянул он. — Кто такая, эта Маргарита Грох?

Я пожала плечами.

— И вы решили передать эту фотографию мне… Почему?

Я невольно подтянулась. Мне не хотелось походить на злопыхательницу. И поэтому я собиралась изложить только голые факты. Без собственных комментариев.

— Работая сиделкой в доме Вячеслава Александровича, я познакомилась с Алиной. И сразу узнала ее. По фотографии. — Губарев не сводил с меня взгляда. — Она старалась побольше расспросить меня об Ольге. Особенно ее интересовало, не говорила ли она со мной откровенно. По душам.

— На предмет чего?

— Не знаю. Этого Алина мне не сказала. Но все время просила меня припомнить, что говорила мне Ольга.

— А вы?

— А я отвечала ей, что Ольга была неразговорчивым человеком и ничем со мной не делилась.

— Это так?

— Так. Почему мне никто не верит? — Эти слова я невольно сказала вслух и смутилась.

Просто все выглядит достаточно странно. Обычно секретарши — болтливые существа. Две девушки… — рассуждал майор. — Вполне понятно, если они будут общаться между собой. Разговаривать. Правда, вы слишком мало времени знали друг друга… Но какие-то контакты должны быть!

— Не было их. Не было, и все!

— Это меня и удивляет. Дело в том, что у Ольги вообще не было ни знакомых, ни друзей. Об этом сказала мне ее мать. И это очень-очень странно.

— А я не удивляюсь. В Ольге было что-то такое… — Я запнулась.

— Что вы имеете в виду?

— Не знаю, как это сформулировать. Ольга не была обычной девушкой. У меня сложилось впечатление, что она вообще не испытывала потребности в людях. Они ей были не нужны. Ольга была сама по себе.

— Значит, об Ольге вы больше ничего сказать не можете?

— Нет.

— А об Алине?

Я раскрыла рот, готовясь дать подробную характеристику этой особе, но майор опередил меня.

— Только объективно. Без эмоций.

— У меня сложилось впечатление, что она хочет сжить со света Наталью Родионовну. И строит долгосрочные планы.

— Это ваше личное мнение или у вас есть конкретные доказательства?

— Личное мнение, но есть и доказательства.

— Какие же?

— Почему она скрыла от всех, что жила в Москве раньше. — И я рассказала Губареву об осведомленности Алины насчет снесенного дома в районе Сухаревской.

— Но этот факт ничего не доказывает. Мало ли по каким делам она бывала в Москве.

— Потом… она стала любовницей Вячеслава Александровича, — с отчаяния выпалила я. Мне ужасно хотелось увидеть Алину за решеткой.

— Откуда вам это известно?

— Ольга сказала.

— В каких словах? Постарайтесь припомнить это точно.

— С насмешкой. — Я наморщила лоб, вспоминая. — Что-то вроде: «Может быть, теперь она успокоится. Наконец-то подцепила богатого мужика».

Майор поднял брови, но мое сообщение никак не прокомментировал.

— Что вы еще можете сказать об Алине?

— Молодая, холеная су… — женщина, — поправилась я.

Губарев улыбнулся краешками губ.

— Очень злая. Разговаривает грубо. Два раза пыталась меня подкупить!

— И что она хотела от вас?

— Чтобы я шпионила за Натальей Родионовной — раз, и припомнила, что говорила мне Ольга, — два.

— Как вы на это отреагировали?

— Отказалась от предлагаемого… сотрудничества.

— Что ж, спасибо за информацию. Фотографию я оставлю пока у себя. Вы давно были у Антонины Петровны?

— Только один раз. Когда передавала книгу. Она просила навещать ее, но я боюсь, что своим приходом еще больше расстрою ее.

— А вот это вы зря, — серьезным голосом сказал майор. — Не надо бояться чужих слез. Бедной женщине необходимо видеть тех, кто общался с ее дочерью в последнее время. Поэтому навестите ее обязательно. — А потом как бы мимоходом майор добавил: — Если из разговора с ней узнаете что-нибудь интересное и полезное, свяжитесь со мной. Договорились?

— Хорошо. Я тогда вам обязательно позвоню, — пообещала я.

Едва дождавшись, когда за посетительницей закрылась дверь, Губарев обернулся к Витьке, который за все время разговора не проронил ни слова. А внимательно слушал разговор, происходивший в стенах кабинета.

— Что скажешь на это, поклонник греческих муз?

— Не надо меня подкалывать!

— Да я любя.

— Тоже мне шуточки!

— Ладно, не буду.

— Мне кажется, что Ольге Буруновой было что скрывать.

— Этот факт даже не требует доказательств. Вопрос — что? Что было в ее прошлом? Какой-то криминал? Впрочем, кое-что у нас уже есть. — И Губарев помахал фотографией. — Вот этот снимок. Здесь Алина, племянница Викентьева, Ольга. И третья дама. Очевидно, эта самая Маргарита Грох. Значит, три дамочки энное количество лет назад были знакомы друг с другом. И что дальше? В каком направлении двигаться?

— Расспросить Алину?

Губарев отрицательно покачал головой.

— Она может замкнуться и ничего не сказать. Или наврать с три короба. Ее уже не перепроверишь. И словам ее — грош цена.

— Тогда как же вы намерены действовать?

— Алину надо припереть к стенке. Чтобы она не отвертелась. Таких наглых и самоуверенных особ можно взять только силой и напором.

— Вы хотите показать ей фотографию?

— Да. Но до этого я должен выяснить одну вещь. Где и при каких обстоятельствах был сделан этот снимок?

— Вы слишком многого хотите! Как это можно установить? Вы же не волшебник и не ясновидящий.

Чего нет, того нет. Хотя быть ясновидящим в нашей профессии — не роскошь, а необходимость. Тогда раскрываемость преступлений была бы намного выше.

— Размечтались! Давайте ближе к делу.

— Что мы, Вить, имеем? — начал рассуждать Губарев. — Имеем фотографию трех дам. И надпись: «Мы у Маргариты Грох.». Совершенно ясно, что Грох — это сокращенная фамилия. Полная она может быть: Грохнева, Грохнер, Грохалева и так далее. Но мне почему-то думается, что фамилия — Грохольская.