Распознавание образов - Уильям Гибсон

В соседней с Прайоном ячейке спит блондинка с маской на глазах; ее обтягивающая блузка ясно обрисовывает скромные колечки в обоих сосках.

Приглядевшись, Кейс узнает в ней певичку из распавшейся группы «Велкро Китти», и это лишний раз подтверждает правильность идентификации Билли Прайона, который, если верить таблоидам, недавно с этой певичкой расстался.

Сделав усилие, Кейс возобновляет шаркающий ход, по-лыжному двигая синими виниловыми шлепанцами в направлении туалета перового класса. В туалете, можно сказать, относительно просторно; ее встречают чистота, свежие цветы и косметические пузырьки от «Молтон Браун». Кейс запирает дверь, садится на унитаз и задумывается о невероятности совпадений: тот самый Билли Прайон, чью галерею Войтек хочет арендовать под выставку своих «Зи-Эксов», вдруг оказывается с ней на одном рейсе. Мир стал тесен уже настолько, что это начинает плохо пахнуть.

Нажать на смыв. Ярко-голубая жидкость шипит и хлещет.

Возвращаясь на место, Кейс видит, что блондинка с окольцованной грудью проснулась. Повязки на глазах уже нет; подруга Прайона, подняв спинку кресла, рассматривает глянцевый журнал в сиянии оптоволоконного ночника. Сам Билли по-прежнему похрапывает.

Добравшись до своей лодочки, Кейс принимает горячую салфетку из заботливых щипцов стюардессы.

Почему они летят в Токио? Билли и эта певичка из «Велкро Китти»?

Кейс вспоминает, что ее отец говорил про паранойю.

Уин, работавший в контрразведке во времена холодной войны, относился к этой болезни, как к некоему животному, которое необходимо приручить. Подобно беднягам, научившимся жить с хроническим недугом, он не отождествлял себя со своей паранойей – та существовала сама по себе и часто оказывалась весьма полезной; надо было только держать ее под контролем, не давать завладеть рассудком. Уин выдрессировал ее по специальной программе, и она ежедневно приносила ему различные намеки, подозрения, странные аномалии, которые он не спеша сортировал.

Можно ли считать присутствие Билли Прайона странной аномалией?

Только в том случае, думает Кейс, если поставить себя в центр некой опасной и непонятной интриги. Первая заповедь психологической обороны Уина: не надо выпендриваться. Как правило, ты только пешка в чьей-то большой игре. Паранойя, говорил он, эгоцентрична по своей природе; любая мания преследования так или иначе возвеличивает того, кто ею страдает.

С другой стороны – и это тоже слова Уина, – даже у параноидных шизофреников бывают реальные враги.

Наверное, паранойя – это разновидность апофении.

Влажная салфетка, зажатая в руке, уже остыла.

Кейс кладет ее на подлокотник и закрывает глаза.

Кейс выходит из здания вокзала Шинджуки, катя за собой черный чемодан; ее встречают электрические сумерки, смешанные с запахами незнакомых углеводородов.

Она приехала из аэропорта на экспрессе «Джей-Ар», чтобы не стоять в пробках на шоссе. Поездка на автобусе в час пик, по опыту прошлых визитов, может превратиться в сущее мучение. Машина, предложенная Памелой Мэйнуоринг, тоже не решила бы проблемы, да еще пришлось бы общаться с персоналом «Синего муравья», а Кейс хочет свести это удовольствие к минимуму.

Прайон с подружкой куда-то исчезли сразу после посадки. Сейчас, наверное, томятся в еле ползущей машине, проклиная токийские пробки. Непонятно, зачем они вообще сюда прилетели.

Над головой лихорадочно пляшут заросли световых реклам. На большом экране пульсирует эмблема «Кока-колы», а под ней лозунг: ПОВОД НЕ НУЖЕН! Изображение сменяется клипом новостей: смуглые дикторы в светлых костюмах. Кейс моргает и отворачивается, представив на экране образы двух горящих башен.

Воздух здесь теплый и слегка влажный.

Надо поймать машину. Такси подъезжает, задняя дверь открывается сама собой, таинственным японским образом. Кейс вталкивает в кабину чемодан, забирается следом и усаживается на сиденье, обитое белоснежной материей, чуть не забыв оставить дверь открытой.

Водитель в белых перчатках дергает рычаг под сиденьем, и дверь закрывается.

– Гостиница «Парк Хайатт».

Он кивает.

Такси вливается в плотный, удивительно тихий поток машин.

Кейс достает новый мобильник, включает его. На экранчике загораются иероглифы кандзи. И тут же раздается звонок.

– Алле?

– Кейс Поллард?

– Да, я слушаю.

– Добро пожаловать в Токио, Кейс. Меня зовут Дженнифер Броссард, я из «Синего муравья». – Американский голос. – Где вы сейчас находитесь?

– У вокзала Шинджуки, на пути в гостиницу.

– Вам что-нибудь нужно?

– Выспаться прежде всего.

Конечно, все немного сложнее. Отсутствие души воспринимается здесь совсем под другим углом. Кейс не помнит, чем заполняла эту пустоту во время последнего визита. С тех пор прошло уже десять лет. Скорее всего танцами и обильной выпивкой – ведь она была на десять лет моложе, а здешний экономический пузырь как раз достиг максимума.

– Звоните, если что.

– Спасибо.

– Спокойной ночи.

– До свидания.

Она вновь остается одна, в спокойном полумраке токийского такси.

За окном мелькает перепляс чуждой рекламной культуры, язык которой Кейс помимо воли уже начинает смутно понимать. В сознании вспыхивают туманные намеки, ассоциации... Нет, сейчас она слишком устала. Надо закрыть глаза.

Очередная пара белых перчаток у входа в гостиницу; ее багаж помещен на тележку и накрыт чем-то похожим на рыбацкую сеть, с грузиками по краям. Странный ритуал. Должно быть, пережиток эпохи процветания европейских отелей.

Еще одни белые перчатки – в просторном лифте производства «Хитачи». Белый палец нажимает кнопку с надписью «Фойе». Скользящий, безупречно плавный подъем, так что кровь отливает от головы – мимо бесчисленных немаркированных этажей. Приехали. Двери разъезжаются, открывая вид на живую бамбуковую рощу, высаженную в квадратном бассейне размером с теннисный корт.

Регистрация, прокатывание кредитной карты «Синего муравья», подписывание квитанции. Потом снова лифт наверх: прибавляется еще множество этажей, в итоге не меньше пятидесяти.

И вот ее номер: невероятно большая комната, с гигантской черной мебелью. Носильщик проводит мини-экскурсию и откланивается, не ожидая чаевых.

Кейс удивленно моргает. Типичный номер Джеймса Бонда – в интерпретации скорее Броснана, чем Коннери.

Следуя полученным указаниям, она нажимает кнопку на пульте, и занавески тихо расползаются. Весь видимый горизонт залит светящейся электрической мозаикой, над которой пульсирует какое-то виртуальное небо. Здесь и там в узор вкраплены незнакомые элементы, словно при составлении мозаики вдобавок к стандартному использовали еще и специальный токийский комплект. Эмблемы компаний, о которых она даже не слышала. Завораживающее зрелище. Только из-за одного этого стоило сюда прилететь. Включается память: десять лет назад она испытала такое же ощущение. Многие привычные символы в новом контексте меняют свою злую природу. Утрачивают весь яд такие опасные семейства, как «Берберри», «Монблан» и даже «Гуччи». Кто знает, может, дело дойдет и до «Прады»?