Большой театр. Культура и политика. Новая история - Соломон Волков

В Частной опере Рахманинов проработал всего один сезон. Он был благодарен Мамонтову за ценный опыт, но его раздражала некоторая неряшливость собственно музыкальной стороны антрепризы. Теляковский почти немедленно начал зазывать получившего широкую известность молодого дирижера в Большой театр. Он понимал, какой сенсацией может стать творческий тандем Рахманинова и уже блиставшего на императорской сцене Шаляпина.

Рахманинов три года отнекивался. Но потом все же дал согласие, соблазнившись теми возможностями, которые предоставляли непревзойденные оркестр и хор Большого. Вдобавок ему нравился Теляковский – по словам Рахманинова, “человек умный и передовой, с которым работать было легко, который шел навстречу каждому разумному предложению”[169].

Рахманинов был удовлетворен тем, что в Большом театре, в отличие от Частной оперы Мамонтова, на постановки не жалели ни средств, ни времени: “Все было налажено и обдумано до последней мелочи”[170]. Но его раздражала невыносимая забюрократизированность дела: “Уж очень там много исписывалось бумаги!”[171]

Когда Рахманинов готовил уже описанную нами постановку “Жизни за царя” в 1904 году, то потребовал снять у танцовщиков в польской сцене шпоры, ибо их звяканье заглушало оркестр. Но режиссер сделать это отказался, сославшись на соответствующее указание конторы Императорских театров. Рахманинову пришлось писать туда специальное отношение, на которое была наложена письменная резолюция: “Шпоры в таком-то номере снять”.

За два сезона своей работы в Большом Рахманинов продирижировал одиннадцатью операми в восьмидесяти девяти спектаклях. Среди них, кроме “Жизни за царя”, были “Пиковая дама”, “Евгений Онегин”, “Князь Игорь”. Но для Рахманинова как композитора особое значение имело то, что на императорской сцене под его управлением прозвучали принадлежащие его перу новые одноактные оперы “Франческа да Римини” и “Скупой рыцарь”. (“Алеко” был поставлен в Большом еще в 1893 году, когда Рахманинову было всего 20 лет.) Когда прошли их исполнения в 1906 году, Рахманинов принял решение уйти из Большого, чтобы полностью отдаться композиции.

Теляковский был крайне этим огорчен и много раз делал попытку вернуть Рахманинова в Большой, предлагая ему самые лестные условия и неограниченную власть (при этом обсуждался пресловутый инцидент со шпорами). Но Рахманинов был непреклонен. Он больше никогда не дирижировал в оперных театрах и не писал опер.

Одним из главных событий совместной деятельности Рахманинова и Шаляпина в Большом театре стала постановка “Бориса Годунова” Мусоргского в 1905 году. Именно с ролью преступного царя Бориса Шаляпин ассоциируется более всего сегодня.

Почему? На то много причин, тесно переплетенных. Это самая знаменитая русская опера (если не считать “Евгения Онегина” Чайковского), главная русская опера на тему “Народ и власть” (если не считать “Хованщины” того же Мусоргского). “Борис Годунов” – это своего рода “визитная карточка” Большой оперы в ее гастрольных поездках по миру. И таковой ее сделал не кто иной, как Шаляпин.

История царя Бориса и в сегодняшней России, надо надеяться, известна каждому школьнику. Смута была ужасным временем для страны и народа, но для историков и поэтов последующих поколений она стала золотой жилой (не только в России, но и на Западе – от испанца Лопе де Веги до немца Фридриха Шиллера).

В России первым вышивать по этой захватывающей канве начал Николай Карамзин, о котором его младший друг Пушкин отозвался как о “первом нашем историке и последнем летописце”. Карамзин собрал огромный свод исторических документов, но обрабатывал их в своей эпохальной многотомной “Истории государства Российского” с вольностью настоящего поэта.

Каждый новый том карамзинской “Истории” по выходе в свет вызывал сенсацию, жадно раскупался, читался и обсуждался. Не стали исключением и десятый с одиннадцатым томом, появившиеся в 1824 году. Там живописались деяния Годунова и Лжедмитрия. Пушкину показалось, что это “злободневно, как свежая газета”.

Карамзин был придворным историографом и искренним монархистом. Его высоко ценили и особо отмечали и Александр I, и Николай I. Годунова, который захватил трон в борьбе с родом Романовых, Карамзин, ясное дело, трактовал как узурпатора и злодея.

Хотя уже тогда легенда о причастности Годунова к смерти царевича Димитрия многими оспаривалась, Карамзин заклеймил Бориса с поэтической пылкостью: “Сей алчный властолюбец видел, между собою и престолом, одного младенца безоружного, как алчный лев видит агнца… Гибель Димитриева была неизбежна!”

Пушкину давно хотелось написать трагедию на материале русской истории. Читая Карамзина, он воспламенился и немедля приступил к работе над своим “Борисом Годуновым”, длившейся почти год – с декабря 1824-го по ноябрь 1825 года. В основном Пушкин следовал за почитаемым им Карамзиным, приняв версию историографа о Годунове-детоубийце. Но, конечно, он неизмеримо углубил концепцию Карамзина, сделав ее гораздо более многоплановой, многослойной. В итоге “Борис Годунов” стал одним из самых любимых детищ Пушкина. Закончив пьесу, он писал князю Вяземскому: “…Я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши, и кричал: ай да Пушкин, ай да сукин сын!”

Вопрос об издании пушкинской трагедии решал сам Николай I. Он пытался заставить Пушкина переделать ее, но в конце концов пропустил произведение в печать в 1831 году. На сцене “Борис Годунов” впервые появился лишь в 1870 году, через 33 года после смерти поэта. Успеха тогда трагедия не пожала.

* * *

Быть может, поэтому оперный комитет Императорского Мариинского театра так решительно отверг представленную на его рассмотрение, написанную по Пушкину в том же году оперу “Борис Годунов” молодого Модеста Мусоргского. Композитор был вынужден переделать свое сочинение. Самым важным изменением стало исключение сцены у московского собора Василия Блаженного с драматической конфронтацией царя Бориса и юродивого. Вместо нее сразу следовал финал – смерть Бориса.

В новой редакции (1872) опера завершалась отображающей народный бунт сценой “Под Кромами”, которой у Пушкина нет. Ее текст принадлежит Мусоргскому. Появились и другие дополнения. Всё это создало знаменитую “дилемму двух редакций” – какую из них (или их сочетание) предпочесть?

Другой противоречивой проблемой стал вопрос о выборе оркестровки “Бориса”. Брать ли авторскую партитуру? Или же одну из более поздних версий? (Здесь наиболее знаменитыми альтернативами являются оркестровки Римского-Корсакова и заказанная Самосудом в 1939 году специально для Большого театра версия Шостаковича.)

Как известно, Мусоргский обошелся с пушкинским первоисточником весьма решительно, сократив его для оперных нужд более чем вдвое, но многое и добавив, за что на него нападали, обвиняя чуть ли не в кощунстве. Композитор сильно изменил образ Бориса – у Мусоргского это скорее персонаж из Достоевского. Пушкинская строчка “мальчики кровавые в глазах” превратилась в сильнейшую сцену галлюцинаций царя, изнывающего от мук совести.