Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

Тогда я спросил, все ли хорошо у нее дома. Она молчала так долго, что я усомнился, слышала ли она меня вообще и намерена ли отвечать. Затем, словно набравшись храбрости, она быстро скинула жакет. Ее руки были все в уродливых синяках. Когда я захотел осмотреть их ближе, она отшатнулась от меня и расплакалась. Мне сразу стало ясно, что она пожалела о своем порыве. Она не захотела объяснять свое поведение, а я не стал настаивать, побоявшись, что больше она не захочет прийти, даже если в этом будет крайняя необходимость.

— И что, она пришла опять, доктор Дженнингс? — спросил Барнаби, стараясь записывать все как можно подробнее и моля судьбу, чтобы не кончились чернила.

— Я выписал ей месячный курс.

— Когда это было? Какой была дозировка?

— Тридцать капсул по полмиллиграмма.

— А когда она появилась опять?

— Семнадцатого апреля. Сказала, что лекарство ей очень помогло. Ее слова меня удивили, потому что выглядела она совсем неважно и казалась еще более несчастной. Я дал ей новый рецепт.

— На такое же количество?

— Да. Однако предупредил, что так не может продолжаться, поскольку это навредит ей. И потому, когда она явилась неделю спустя…

— Всего через неделю?!

— Да. И сочинила историю, будто лекарство просто исчезло из аптечки неизвестно куда. Я ей не поверил.

— Что же произошло на самом деле, как думаете?

— Если честно, я опасался, что она задумала нечто весьма глупое и захотела приобрести еще один пузырек, чтобы уж наверняка…

— И вы ей отказали?

— Совершенно верно. Она ломала руки и рыдала. Честно говоря, у меня мелькнула тогда мысль, не прикидывается ли она. Исходя из этого, я дал ей всего полдюжины таблеток с низким содержанием успокоительного для того, чтобы она пришла в себя. Снабдил телефонным номером общества самаритян. Ну еще и «Рилейта».

— Что это такое?

— Так теперь называется Национальный совет по вопросам брака. Я хотел, чтобы она обсудила свои проблемы с кем-то, кому может доверять. Ну и, разумеется, уверил в том, что она может рассчитывать на меня. Я всегда готов ее выслушать.

Барнаби про себя удивился тому, что, оказывается, есть еще такие врачи, которые приглашают пациента просто поговорить, и спросил, что было дальше.

— Ничего. Она ушла. Больше я ее не видел.

— Удивило ли вас, что она оставила мужа?

— Должен признаться, да, удивило. Не люблю прибегать к жаргону социологов, но с самого начала я без колебаний причислил ее к типу прирожденных жертв. И не только из-за того, что она хрупкая и невысокого роста. В ней была какая-то покорность, готовность подчиниться любому. Она напоминала ребенка в его первый школьный день. Понимаете, что я имею в виду? Ребенка, который оглядывается по сторонам и ждет, когда ему укажут, что нужно делать, куда идти.

— А что вы скажете о ее физическом состоянии?

— Прекрасное, по-моему. Она и была-то у меня всего два раза, о которых я вам сообщил.

— Спасибо за то, что уделили мне время, доктор Дженнингс. — Барнаби встал, и доктор убрал бумаги в папку. — Еще один, последний вопрос: какого цвета были эти капсулы?

— Те, которые по полмиллиграмма? — с недоумением спросил доктор. — Бирюзовые с желтым. А почему вы спрашиваете?

— Для общего развития.

— Не понимаю, если он совершил самоубийство, не все ли равно?

Но Барнаби его уже не слышал. Еще раз поблагодарив врача, он скрылся за дверью.

Тем временем в переулке установился некоторый порядок. Эксперты работали главным образом внутри коттеджа, и что они там делали, любопытным оставалось только гадать. Народ стал расходиться, да и те, кто остался, склонялись к тому же.

Перро, с застывшим, серым лицом, лишь невероятным усилием сохранял подобие спокойствия. Он сторожил внутри ограды, сразу возле кованых ворот, и при появлении старшего инспектора кинулся их открывать. Тот взглянул на констебля и был удивлен гримасой беспредельного страдания на лице Перро. Если легкая выволочка начальства привела того в подобное состояние, можно ли будет на него полагаться в серьезных испытаниях?

— Что это с вами?

— Ничего, сэр. Благодарю.

— У вас вид мокрой курицы.

— Да, сэр.

— Ну-ка, давайте выкладывайте!

Молчание.

— Я не могу здесь с вами торчать весь божий день!

— Никак нет, старший инспектор. — И констебль излил душу. О том, что Холлингсворта удалось бы спасти, если бы не он, Перро, со своей глупостью, хуже того — со своей преступной халатностью, он, топтавшийся перед закрытой дверью. Жизнь человека не оборвалась бы, если бы не…

— Вас неверно информировали, констебль. — Можно было не спрашивать, кто скормил бедняге «добрую» новость. — Он умер в понедельник ночью.

— О-ох… — выдохнул Перро. — Но… — И глубокое изумление смыло отчаянную мину с его физиономии. Причем изумление это, понял Барнаби, вызвала отнюдь не новость о времени смерти Холлингсворта, но осознание того, что с ним, Перро, так подло поступил один из своих, коллега.

«Что тут скажешь, жизнь есть жизнь. Иногда она бывает очень жестокой», — подумал Барнаби.

Трой курил в патио возле заново застекленного французского окна. Внутри двое экспертов в прозрачных пластиковых накидках и таких же сапогах занимались своим делом. Сапоги напоминали старорежимные резиновые боты с отгибающимся вбок передним клапаном, застегиваемым на кнопки. В спертом воздухе ощущался запах металла.

Одного из экспертов, женщину, Барнаби раньше не видел. Когда он вошел, она что-то состригала с каминного коврика, на котором предположительно испустил последний вздох Холлингсворт. Пока Барнаби наблюдал, она упаковала изъятый для исследования образец в чистый пластиковый пакетик с уже прикрепленной биркой.

Обри Марин, профессионал с двадцатилетним стажем, только что прошелся ручным пылесосом по всем складкам бархатных абрикосовых портьер и собирался переходить к подкладке. Увидев Барнаби, он сказал:

— Привет, Том. Давно не виделись.

— И как идут дела?

— Ничего особо сенсационного. Во всяком случае, пока. Должны ли мы искать что-нибудь конкретное?

— Один-два пузырька, скорее всего пустых, выписанных Симоне Холлингсворт. И около тридцати бирюзово-желтых капсул, тоже пустых.

— Откуда известно… — начал было Обри, но запнулся. — Дошло! Такие похожие на торпеду капсулы, которые можно раскрыть?

— Точно.

— Звать нас на вечеринку с суицидом?.. Это на тебя не похоже.

— Я совсем не уверен, что это суицид.

— Судя по прощальному посланию, ты ошибаешься.