Городской роман - Ольга Дремова

– Вовчик, открывай, это свои.

Володя щелкнул задвижкой, и в дверь вошли все четверо. Как они поместились в крохотной клетушке – не ясно, но через несколько мгновений скрипнули железные петли и от людских силуэтов, почти загораживающих свет, в помещении стало темно. Несмотря на то что Володя сам был не маленького роста, человек, который, по-видимому, всем заправлял и являлся хозяином заведения, навис над ним, словно огромная тяжелая скала.

Наклонившись, он протянул руку и открыл полупустые ящички кассы.

– Ну и как будем покрывать недостачу? – послышался Володьке голос, звучавший будто из-за толстого стеклянного колпака.

Непонимающе взглянув сначала на хозяина, потом на Поперека, Володька растерянно произнес:

– Какую недостачу? – Стараясь выглядеть уверенным, он храбрился, но голос, явно не желавший слушаться, предательски подрагивал.

– Да самую обыкновенную, – пояснил хозяин, нависая над перепуганным Володькой еще ниже.

Нестеров повернул недоуменное лицо к Сергею и с надеждой в голосе проговорил:

– Сереж, скажи им, что я здесь только десять минут сидел, пока ты отлучался узнать насчет работы… – Володя вмиг сжался, убрав голову в плечи и став даже меньше ростом. Глаза его смотрели с испугом и надеждой одновременно. – Сереж, скажи им, что я здесь ни при чем, ты же сам попросил посидеть, пока…

– Значит так, – рыкнул главный, глядя на парня уверенно и злобно. – Мне наплевать, кто кого из вас о чем просил. В кассе было шестьдесят тысяч. Где они? – Его холодные равнодушные глаза уставились на Володьку, проколов его острыми стальными буравчиками. – Молчим? Тогда говорить буду я. Ты уходил, деньги были? – Он метнул повелительный взгляд на Поперека.

– Б-были, – слегка дрогнув, проговорил тот.

– Сколько? – еще жестче резанул хозяин.

Сергей смолчал, собираясь с силами.

– Сколько, я тебя спрашиваю? – с окаменелым лицом, медленно шевеля губами, еще тише произнес тот. – Говори!

– Шестьдесят тысяч, – не глядя Володе в глаза пролепетал побелевшими губами Поперек, и в этот момент Нестерову показалось, что земля уходит у него из-под ног.

За чередой дней, до минуточки расписанных предпраздничными хлопотами, никто не успел даже опомниться, как наступила долгожданная суббота. С самого раннего утра в доме Светланы царил переполох: подружки Алены помогали ей привести себя в надлежащий вид. И хотя подвенечное платье, примеренное заранее, и фата, и все остальное были приготовлены с вечера, но, как и водится в таких случаях, времени все равно не хватило.

Аленка ужасно нервничала, ей казалось, что завитые локоны лежат неровно, а фата, прикрепленная шпильками, держится настолько ненадежно, что может упасть в самый неподходящий момент. То шлейф платья был недостаточно длинным и узкие мысочки жемчужных шпилечек слишком выглядывали из-под него, то, наоборот, край расшитой материи слишком низко опускался на пол, грозя еще до дверей загса превратиться в грязную тряпочку.

На самом деле подол роскошного платья был обречен заранее, потому что, как водится, под Новый год в Москве всегда наступает оттепель и талый грязевой снег не щадит ни подвенечного наряда, ни банального удлиненного пальто рядового жителя города, не собирающегося подметать улицы пышными фалдами белоснежных одеяний.

Если вдуматься хорошо, то, как студенту всегда недостает для необходимой подготовки к экзамену одного дня, так и невесте для торжественного выхода все равно не хватит двух часов, во сколько бы она ни встала и на который час ни была бы назначена церемония, поэтому ничего удивительного не было в том, что, когда в дверь Нестеровых раздался звонок, оповещающий о приезде жениха и свидетеля, Аленка была не готова, даже не просто не готова, а, можно сказать, абсолютно не готова.

Оставив Аленку в комнате, девчонки ринулись в коридор, плотно преграждая дорогу так не вовремя появившимся гостям. В маленькой комнате вместе с подругой осталась только Марьяна, свидетельница со стороны невесты и проверенный годами безотказный боевой друг.

Маленькая, толстенькая, непоседливая и вечно неунывающая, Марьяна напоминала солнечного зайчика, до того она была светлой и радостной. Ярко-рыжие волосы доставляли своей хозяйке массу неприятностей, завиваясь непослушными колечками и вылезая из тщательно уложенной прически в разные стороны вредными торчащими вихорками, которым было ровным счетом наплевать на заграничные муссы и лаки. Единственное, что могло еще удержать их в повиновении, так это полулак-полуклей «Прелесть», известный еще с советских времен и фиксирующий волосы вместе с кожей головы. Курносый нос Марьянки был сплошь усыпан веснушками и походил на поле цветущих одуванчиков, а зеленые глаза придавали ее внешности неподражаемый колорит.

В комнате, где остались подруги, было слышно, как истово торговались девчонки, заламывая все новые и новые цены, и как свидетель жениха шел на всевозможные уловки и хитрости, выторговывая для своего друга хоть какие-то льготы. Алена стояла у зеркала, в последний раз поправляя фату, а Марьяна, опустившись на колени, наскоро зашивала в секретный кармашек нижней юбки пятак на счастье.

– Долго еще? – Алена взглянула на склонившуюся подругу и нервно прикусила нижнюю губу.

– Ровно столько, чтобы ты не потеряла свое счастье по дороге, – сверкнула глазами Марьянка и звонко рассмеялась.

– Ян, шурши иголкой поскорей, а то они сейчас войдут, а я тут стою с задранным подолом и занимаюсь всякими суеверными глупостями!

– Во-первых, суеверными, как ты говоришь, глупостями, занимаешься не ты, а я, а во-вторых, твой Ванечка совсем бы не был против, если бы ты этот самый подол и вовсе не опускала.

– Ну что ты такое говоришь? – фыркнула Аленка. – Ты просто язва, это у тебя врожденное, – констатировала она.

– Язва врожденная намного лучше язвы приобретенной, это я тебе как специалист говорю, – уверенно заявила Марьяна, – а ты бы помолчала, пока я с иголкой, а то память пришьем. На вот лучше возьми и зажми между зубами. – Она оторвала кусок нитки и протянула подружке.

Аленка послушно взяла нитку в зубы, и в комнате стало тихо.

– Коли купец жаден – брак будет неладен! – заливались в коридоре девчонки, требуя с мужской половины дополнительной мзды.

Аленке и Марьяне было слышно, как звенела мелочь, высыпаемая щедрой рукой свидетеля на приготовленный заранее поднос.

– Они совсем там моего Ваньку разорят! – пожаловалась Лена, выплевывая надоевшую нитку.

– Не дрейфь, я слышала, как твой рассудительный Иван-царевич вчера говорил свидетелю, чтобы он наменял мелочи сумку, так что еще неизвестно, кто кого быстрей умотает: девчонки его или он их.

– Молодец, Ванечка, хозяйственный, – похвалила Ивана Аленка. – Нечего семейный бюджет разбазаривать.

– Он у тебя хоть куда, если б не твой был, не сойти мне с места, отбила бы, ей же богу, отбила, – заверила Марьянка, лукаво сверкнув глазами. – Если бы ты еще со свадьбой годок потянула, пожалуй, у меня был бы шанс, – выдвинула гипотезу она.