Дом окон - Джон Лэнган

В кабинете были и другие карты – разные виды карт, – которые свисали со шкафов подобно бумажным занавескам. Но ни одна из карт не была больше той, что висела напротив меня. Некоторые были около метра в ширину, но большую часть, казалось, Роджер отксерокопировал из учебников. Там была и еще одна карта Афганистана, рядом с картой высот и глубин в проекции, – как она называется? Карта Меркатора? Одна карта показывала годовое количество осадков; другая – распределение основных сельскохозяйственных культур; третья – плотность населения. На карте побольше страна разбивалась на племена и этнические группы; на еще более крупной карте отмечалось изменение границ государства за прошедшие века. Группа небольших карт демонстрировала границы страны в определенное время. Некоторые карты были снимками со спутника, на которые наложили границы; другие, казалось, нарисовали британские картографы во времена расцвета империи.

Среди изображений Афганистана затесались и листочки бумаги. Тоже карты, как я потом поняла, но не могла сказать, чего именно. Представлены они были схожим разнообразием, различными критериями, в различных состояниях. А затем я увидела слово «Кабул» в верхней части одной из них. Каждая из карт была исписана Роджером тремя или четырьмя разными чернилами. На некоторые карты он налепил наклейки – такие круглые, которые используют для ценников на блошиных рынках или церковных ярмарках, – их он использовал, чтобы закрепить нити, ведущие от одной карты к другой. По два-три цветных стикера висело на каждой карте Кабула, и еще больше было приклеено к оставшемуся свободному месту на полках.

И это еще не все. Стол в центре комнаты был завален книгами, почти в каждом названии было слово «Афганистан»; пару книг с названиями «Современная армия» и «Отряд специального назначения: История создания». Между книгами виднелись манильские папки, набитые листами. Полдюжины потрепанных блокнотов соперничали со стопкой цветных фотографий. На тех, что я видела, были изображены улицы, как я поняла, Кабула.

Все это не укладывалось в моей голове. И я еще не упомянула про письменный стол и стопку книг на диване. Я сказала:

– Роджер.

Он поднял взгляд и произнес:

– Тебе, несомненно, интересно, что все это значит.

Он не был похож на безумца. Я кивнула.

– Я провел свое небольшое собственное расследование…

– Я заметила.

– …и готов заявить, что знаю, что случилось с нами три недели назад.

– Хорошо, – ответила я.

– И ты ничего не хочешь спросить?

В этом не было необходимости. В ту самую секунду, когда я поняла, что за карта висит напротив меня, я знала. Я сказала:

– Ты думаешь, это Тед? Ты считаешь, что нам не дает покоя призрак Теда?

Роджер улыбнулся.

– Ты всегда была моей самой способной ученицей. Я бы не стал использовать слова «не дает покоя», поскольку они подразумевают нечто более зловещее, чем то, с чем нам пришлось столкнуться. Я бы предпочел сказать, что Тед пытается связаться с нами.

– С чего ты это взял?

– Нет никаких сомнений, что наша, выражаясь твоими словами, Общая Странность имеет сверхъестественную природу. Я рассмотрел все рациональные объяснения, и ни одно из них не представляется мне удовлетворительным. Учитывая сверхъестественный характер произошедшего, мы должны поставить перед собой вопрос о его первопричине. Наиболее очевидным виновником является Дом; однако, погрузившись в его историю, я вскоре убедился, что зашел в тупик. Я не ошибусь, если предположу, что твое более глубокое исследование подтверждает мое заключение?

– Я не обнаружила ничего стоящего.

– Как только мы исключили Дом, наш взгляд должен обратиться на тех, кто испытал Странность. Ничего из твоей короткой жизни не могло бы стать объяснением случившегося, потому единственным оставшимся вариантом являюсь я. Что в моей жизни подойдет под определение сверхъестественного? Только одно: Тед.

Доводы он излагал в той же манере, с какой высказывал свою интерпретацию отрывка из книги. Я ответила:

– И ты думаешь, что Тед… пытается с нами связаться.

– Именно.

– Зачем?

Быстрый, как пролетающая за окном птица, взгляд, в котором боль смешалась со страхом, промелькнул в глазах Роджера.

– Потому что, милая, – произнес он, – я – его отец. Разве он не хотел бы связаться со мной?

Момент настал.

– Кажется, – начала я, – в вашу последнюю встречу ты отрекся от него.

Его передернуло:

– Да, отрекся.

Я молчала.

– Я совершил ошибку, – наконец, сказал Роджер. – Во мне говорила злость.

Знаешь, мы ведь тогда впервые заговорили о его отречении от Теда. Не говоря уже о том, что тогда он впервые признал свою ошибку. Пожалуй, при других обстоятельствах это стало бы важным событием. Тогда оно, конечно, было значительным, но его значение затмевалось контекстом ситуации. Я сказала:

– Ты был зол. Может, Тед это знал. Но ты так и не забрал свои слова обратно. Тед решил, что больше ты не считаешь его своим сыном. Я не хочу тебя обидеть, но с чего бы ему думать по-другому? Откуда он может знать, что он может обратиться к тебе – к нам?

Нахмурившись, Роджер ответил:

– У меня с Тедом есть незаконченное дело.

– Ну, – ответила я, – может, и есть. Но я не… Не знаю, лично я так не думаю. Тогда к чему приплетать меня? Или Тед пытается связаться со мной, заставляя меня чувствовать движение дома?

– Понимаешь, я не могу сказать с полной уверенностью, но осмелюсь предположить, что твои ощущения являются побочным эффектом от усилий Теда установить со мной контакт.

– Тогда почему они начались сразу, как я ступила в этот дом?

– Потому что, – ответил Роджер, – Тед пытался достучаться до меня с тех самых пор. Вероятнее всего, даже еще раньше. Ты вошла в дом в тот самый момент, когда у него это, наконец, получилось; точнее, когда его попытки начинали увенчиваться успехом. Должно быть, Дом неведомым образом оказал поддержку его усилиям; длительная связь с Тедом – с нами – помогла ему сосредоточить поток энергии. В конце концов, ты же никогда не замечала ничего подобного в свои предыдущие визиты. Как помнится, во время нашей тайной встречи ты ни словом не обмолвилась об этом.

– Так и есть, – призналась я. – А зачем все эти карты?

– Все, что ты здесь видишь, – ответил Роджер, – отражает мое желание понять смерть Теда. Если я хочу достигнуть того места, в котором он сейчас находится, то мне крайне важно узнать как можно больше об обстоятельствах, при которых он… покинул нас.

– Где же он, по-твоему? Все еще в Афганистане?

Роджер покачал головой.

– Не могу сказать наверняка. Хотя Кабул для Теда является таким же значимым местом, как и его… Назовем это его моментом вступления в загробную жизнь. Меня вряд ли можно назвать экспертом в данном вопросе, но предположу, что в данный момент Тед находится в месте, которое тибетские буддисты называют «бардо» – своего рода вестибюль жизни. Предполагается, что в этом месте человек отдаляется от мира иллюзий и уходит в вечность; однако случается, что душа человека оглядывается назад, на жизнь, оставшуюся позади.