Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда - Ручир Шарма

Китайский инвестор смотрел на банкира с недоумением. Рентабельность? Процентные ставки? В Китае с его масштабными вливаниями государственных средств в проекты, связанные с развитием инфраструктуры, вопрос рентабельности вообще не стоит; не надо думать о рентабельности, если вы хотите построить порт или железную дорогу. Будущая прибыль правительство не интересует, ему нужно, чтобы заработали новые железнодорожные ветки. И при процентных ставках, близких к нулю, рост которых китайские власти сдерживают уже не первый год, стоимость капитала тоже никогда не была особой проблемой. Так что разговор банкира из страны с одними из самых высоких процентных ставок в мире с инвестором из страны, где деньги практически бесплатны, по сути, напоминал разговор глухого со слепым.

Приведенная выше беседа помогает объяснить и еще одно диаметральное различие между этими двумя странами: все последнее десятилетие фондовый рынок Бразилии оставался одним из самых быстрорастущих в развивающемся мире, а китайская биржа – самой пассивной. Несмотря на все разговоры о том, что китайские коммунисты «приняли капитализм», его важнейший, основополагающий аспект ими еще явно не принят. На Шанхайской фондовой бирже зарегистрированы в основном крупные государственные предприятия, которым не приходится особенно заботиться о прибыли; в Бразилии же, из-за высокой стоимости займов (и всего остального), котирующиеся на бирже компании вынуждены вести себя в высшей степени дисциплинированно, и, как следствие, работают они весьма рентабельно. Это одна из главных причин, по которым фондовый рынок Бразилии в долларовом выражении вырос с 2000 по 2010 год на 300 процентов, то есть больше чем втрое по сравнению с китайским, несмотря на значительно более медленные темпы экономического роста.

По крайней мере, в этом отношении в Бразилии, в отличие от ряда других развивающихся стран, наблюдается позитивная тенденция. Стоимость фондовых рынков должна повышаться с ростом экономики, но в последние десятилетия это правило часто не соблюдалось в развивающемся мире. Яркий пример – Южная Корея, где основной фондовый индекс KOSPI достиг своего пика в 1989 году, в то время как экономика страны продолжала расти на 8 процентов в год и впредь, вплоть до азиатского финансового кризиса, разразившегося в 1997 году. Компании начали рассматривать фондовую биржу как место, где можно заработать шальные деньги, а не как основной показатель своей долгосрочной стоимости. Компании развивающихся стран сосредоточились на росте – больше сотрудников, бо2льшие объемы сбыта, бо2льшая доля рынка – и совершенно перестали обращать внимание на то, обеспечивает ли все это достаточно большую чистую прибыль после налогообложения. А ведь именно этот показатель в первую очередь интересует инвесторов любого фондового рынка. В последние годы ситуация начала меняться: компании большинства стран, от Бразилии до Южной Кореи, все чаще переориентируются на прибыль, а фондовые рынки растут (и уменьшаются) вместе с колебаниями экономики – за немногочисленными, но яркими исключениями, к коим относится, например, Китай.

Чем точнее фондовая биржа отображает реальную экономическую ситуацию в стране, тем важнее становится ее роль как индикатора, позволяющего определить, в каком направлении движется нация. В Индии, например, фондовый рынок со временем превратился в своего рода замену опросов общественного мнения. В важнейшие периоды принятия годового бюджета национальные СМИ подробно рассказывают о реакции фондового рынка на решения правительства, и народ воспринимает это как окончательный приговор по поводу реалистичности и осмысленности нового бюджета. Возможно, по этой причине современные индийские политики привыкли спрашивать себя, что о них думает фондовый рынок. Из-за всеобщего внимания к тому, что говорят инвесторы и финансовые аналитики на новостных каналах, работающих в стиле CNBC – сегодня они быстро распространяются во всех развивающихся странах, включая Индию и Бразилию, – эти люди превратились в своего рода рупор общественного мнения, в этакий глас народа.

Влияние класса инвесторов на важнейшие общенациональные решения трудно оценить в количественных показателях, но, я уверен, оно огромно. Взлет многих лидеров вроде президента Лулы, которые идут на выборы как радикалы, а управляют как умеренные политики, наглядно демонстрирует, насколько эффективно усиление культуры глобального рынка сужает рамки политического выбора. Поскольку рынки капитала играют все более важную роль в финансировании экономического роста стран, у всех у нас, по сути, остается только один вариант – использовать стандартный набор универсальных правил, позволяющих стране с максимальной выгодой воспользоваться преимуществами глобализации. Постоянно растущий класс акционеров наблюдает за всем происходящим в мире круглые сутки, и рынок моментально наказывает политиков за решения, слишком сильно оторванные от традиций.

Термин «культура CNBC» (Consumer News and Business Channel – канал потребительских и деловых новостей), то есть массовая одержимость взлетами и падениями рынков, – часто используют в уничижительном смысле. Многие считают круглосуточные репортажи обо всех, даже самых незначительных, движениях рынка наивысшим проявлением краткосрочного мышления и всего негативного, что с этим связано. Но в последнее время правительства и компании многих развивающихся стран настолько сосредоточились на росте любой ценой, что на прибыль – символ эффективного устойчивого роста – часто просто не обращали внимания. И в таких странах подъем «культуры CNBC» может иметь весьма позитивные последствия.

Особенно яркий пример в данном смысле представляет собой Бразилия. Чего стоит, например, история одного из богатейших бразильских бизнесменов Эйке Батисты, который перемещается по городу с большим отрядом телохранителей, что считается среди магнатов Рио хорошим тоном, ибо вопрос уличной преступности, вызванной огромным разрывом в доходах населения, стоит тут очень остро. (По этой же причине, кстати, Бразилия является вторым по величине покупателем бронированных автомобилей). А еще с Эйке всегда и везде сторожевой пес Эрик и устройство BlackBerry; бизнесмен постоянно проверяет, как меняется стоимость акций его неуклонно расширяющейся бизнес-империи.

Сегодня Батиста входит в десятку богатейших людей мира, но его цель – занять место самого богатого человека на планете, мексиканца Карлоса Слима, и Батиста явно выбрал правильный фокус, чтобы этого добиться. Все дело в прибыли, продуктивности и принятии верных стратегических решений. Какими бы мотивами ни руководствовался Эйке Батиста, его нацеленность на прибыль и обеспечение ценности для акционеров, без сомнения, весьма выгодно отличает его от магнатов, действовавших на развивающихся рынках до кризиса 1990-х годов. Эти бизнесмены стремились только к одному – построить максимально огромную империю, пусть она даже будет неэффективной, расхлябанной и в долгах как в шелках. Бразилии, судя по всему, одержимость вопросами эффективности была бы очень полезна.

Следует, однако, признать, что во властных структурах страны особых подвижек в нужном направлении не наблюдается. Если китайские лидеры признали и уже активно обсуждают проблемы дисбаланса, с которыми столкнулась экономика государства, то бразильцы только едва начинают понимать, насколько переоценена их экономика и занижены инвестиции в нее. И бразильцев такое вялое отношение в проблеме, похоже, вполне устраивает, либо же они сами ищут и находят способы обходить возникающие на их пути препятствия – например, строят вертолетные площадки на крышах небоскребов в Сан-Паулу.