Письма к утраченной - Иона Грей

Не спеша Дэн пошел ей навстречу. Она его увидела и остановилась резко, будто споткнувшись. Создала помеху для других пешеходов.

– Привет.

– Добрый день.

– Я не был уверен, что вы придете. Думал, может, вместо вас придет ваша подруга. Нэнси.

Он сказал так, потому что надо же было что-нибудь сказать, чем-то заполнить неловкость первых мгновений. И почти сразу раскаялся – его слова придали встрече известный оттенок предосудительности. Или добавили ненужный подтекст.

Стелла Торн качнула головой, заискрились под солнцем ее густые локоны. Ветерок поймал один локон, бросил ей на лицо. Она аккуратно вернула локон за ухо.

– Я хотела встретиться с вами лично, поблагодарить за то, что вы нашли мои часы.

Было людно, каждый спешил перекусить до конца обеденного перерыва. Дэн Росински и Стелла Торн мешали движению. Какой-то субъект в очках и деловом костюме едва не натолкнулся на Стеллу, давая дорогу двум девушкам из Службы воздушного движения и не желая спугнуть голубя, клевавшего крошки. Дэн взял Стеллу под руку и мягко привлек к себе. Часики он заранее запечатал в конверт с ее адресом. В случае если бы Дэн не вернулся с задания, часы передали бы хозяйке. Теперь он извлек конверт из внутреннего кармана и вручил Стелле Торн.

– Вот, держите. Наша доставка – самая надежная. Вскройте конверт, проверьте – ваши ли часы? Правда, в противном случае я ничем не смогу вам помочь. На ваших была гравировка – «С.Т. 1942». Так?

– Так. Часы мне подарили на Рождество свекор со свекровью.

Чувство облегчения, а пожалуй, и благодарности немного раскрепостило Стеллу Торн. Дэн вел ее дальше, мимо фонтанов, к Национальной галерее.

– Вы нашли часы в церкви, да?

Он не проговорился, потому что давно изгнал из памяти стычку с коренастым наглецом.

– Конечно! Как раз там, где вы искали. Не пойму, как вы их не разглядели.

Они добрались до лестницы и остановились. Очередь медленно продвигалась в здание. Возникла короткая пауза. Дэн думал, как бы повежливее попрощаться. Усилия не увенчались успехом – он одичал на авиабазе, отупел от усталости.

– Собирался пойти на концерт. Это здесь, прямо в галерее. Сегодня играет Майра Хесс, а я давно мечтал ее послушать.

Стелла вздрогнула. Того и гляди, рванет с места, как нервная кобылка.

– Простите. Я не хотела вас задерживать… Мне пора домой. Большое спасибо за часы.

Вот она уже пятится. Через секунду развернется, через две – будет проглочена толпой.

Сердце сделало неожиданный кульбит, рот сам собой открылся, не дожидаясь одобрения мозга.

– Послушайте! В смысле… если вы не очень торопитесь… если у вас нет срочных дел, давайте вместе сходим на концерт!

Они поднялись по ступеням, правда, на некотором расстоянии друг от друга, ничего не говоря, встали в очередь. Впрочем, Дэну-то было что сказать. Он говорил беспрерывно, только про себя и обращаясь к себе, и речь изобиловала словами «черт возьми», «идиот» и «ошибка».

Он не ожидал согласия Стеллы Торн. Он ожидал отрицательного качания кудрявой головки, а также выдуманного наскоро «срочного дела». Тогда он с чистой совестью, с чувством исполненного долга мог бы наслаждаться игрой Майры Хесс. Теперь же на него легла ответственность: следить, чтобы Стелла Торн не скучала, в антракте занимать ее светской беседой, даром что от усталости он едва собственное имя помнит.

Холсты из Национальной галереи вывезли, на стенах зияли пустые глазницы рам, однако в глазах Дэна отсутствие картин лишь подчеркивало прелесть архитектуры, вызывало ассоциации с красавицей, которая еще милее без бриллиантовой мишуры. А еще – со Стеллой Торн. Проходя гулким холлом, он бросил на нее взгляд. Девушки, которые бегали на их базу потанцевать, а также те, которых он встречал в лондонских барах, поголовно злоупотребляли алой помадой. Алая помада была вроде пароля, вроде особого знака. Губы Стеллы Торн имеют естественный бледно-розовый оттенок. На ум пришло слово «нагота». Боже! Понимает ли Стелла Торн, насколько это сексуальнее? Нет, конечно, не понимает.

И, будто мало было Дэну предполагаемой светской болтовни в антракте, со всей отчетливостью возникла новая проблема. Каким образом справится он с плотским желанием, которое непременно вызовет близость такой женщины, как Стелла Торн, – юной, прелестной, застенчивой, замужней? Нет, Дэн не из категории парней, которые едва дотягивают до увольнительной и устремляются в Лондон, чтобы как придется потушить пламя в штанах. Но он и не каменный. Несмотря на отчаянные усилия родной армии, Дэн до сих пор сохраняет человеческую природу.

Для концерта отвели восьмиугольную галерею, стулья установили в трех залах, к ней примыкающих. Большинство мест было уже занято, но острый глаз летчика выхватил два соседних пока свободных стула в конце ряда.

Не успели они усесться, как музыканты взялись за финальную настройку, и разговаривать стало невозможно. Вокруг шуршала и шаркала публика – лондонское общество в разрезе. Тут были представители всех слоев – от конторских служащих и солдат в увольнительной до пенсионеров. Опоздавшие продолжали проскальзывать в зал, занимать неудобные скамьи вдоль стен. Скоро мест почти не осталось. Внезапно среди общего гула и звуков настройки четко обозначились совсем иные шумы. Дэн обернулся к двери и увидел внушительную даму в меховой горжетке, с надежно зафиксированными на ушах локонами стального цвета. Горестно вздыхая, дама по-черепашьи вытягивала морщинистую шею, высматривала свободный стул. Окружающие демонстрировали крайнюю погруженность в себя.

Дэну стало неловко. В нем боролись привитое с детства почтение к старшим и сравнительно недавно приобретенная усталость. Очень скоро победу одержала привычка мирного времени. Дэн тронул локоть Стеллы, извинился одним взглядом, встал и взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание пожилой дамы. Просияв, та устремилась к нему.

– Ах, как это мило с вашей стороны, юноша! Знаете ли, люмбаго совсем замучило…

Скамья у стены была узкая, неудобная. А впрочем, дама в горжетке сделала Дэну своего рода одолжение. Теперь можно наслаждаться музыкой в полной мере, не отвлекаясь на близость к Стелле Торн. Не тут-то было! Едва оркестранты закончили готовиться и на сцену взошла прославленная Майра Хесс, как Стелла скользнула на свободное местечко рядом с Дэном.

За миг до того, как она села, их глаза встретились, и ее губы – мягкие, розовые губы – расцвели смущенной улыбкой.

Стихли все шумы и шорохи. Майра Хесс взяла первые аккорды «Искусства фуги». Измученный недосыпом Дэн пристроил затылок к стене, стал смотреть на голубой лоскут, сиявший в стеклянном куполе, и повторять про себя «Чтоб я пропал».

Стелла никогда не слышала такой музыки, даже не подозревала, что такая музыка существует. Ничего общего ни с одышливым оргáном в церкви Святого Криспина, ни с пианино, на котором по приютским праздникам упражнялась мисс Мейсон, ни с шипением из радиоприемника и граммофона. Эта музыка захватывала, проникала в самое нутро. Стелла воспринимала ее не только органами слуха, но и кожей, и кровью. Музыка пульсировала глубоко внутри. Стелла закрыла глаза, и ей почудилось, что музыка еще и видима. Ослепительные потоки звуков смыли, унесли жалкий голосишко, нудивший о том, что Стелле нельзя, не пристало, не подобает находиться там, где она находится.