Маньчжурские стрелки - Богдан Сушинский

— Это исключено. У нас свое задание, у вас свое. Вы достаточно опытный боец, прапорщик Бураков, чтобы создать собственный отряд и действовать, исходя из обстоятельств. Уверен, что вскоре Даурия узнает о появлении нового казачьего вождя — атамана Буракова. Все, расходимся.

— Благодарю за доверие, господин ротмистр, — произнес Бураков по подсказке штаб-ротмистра Чолданова. — Служу атаману Семенову, служу России!

— С Богом, прапорщик, с Богом.

Уже уводя группу по каменистой россыпи речной долины, Курбатов еще какое-то время мог видеть, как, забросив автомат за спину и опираясь на трофейный карабин как на посох, Бураков, время от времени прощально оглядываясь, поднимался пологим склоном небольшого хребта, уходившего на юг, в сторону границы. Где-то там, за этим хребтом, должна находиться непокорная, долго сопротивлявшаяся коммунии станица Заурская.

— Верите, что он действительно создаст партизанский отряд? — спросил Кульчицкий, однако на сей раз в голосе его иронии командир не уловил.

— Не могу знать, как сложится его судьба, подъесаул. Но твердо знаю, что теперь он такой же волк-одиночка, как и каждый из нас. По всей России, от границы до границы, мы будем доводить до волчьей люти и отпускать на волю, на вольную охоту, таких вот заматеревших маньчжурских стрелков.

Дом хорунжего Родана стоял вроде бы не на отшибе. Но усадьба врезалась в мрачноватую, поросшую высокими травами опушку кедровника, перепаханного каменистым оврагом, который тянулся до руин монастыря. Да и сама местность придавала сложенному из дикого камня дому вид отшельнического пристанища.

При последнем отступлении войск атамана Семенова его контрразведка оставила Родана в тылу большевиков. Немного подлечившись после легкого ранения, он добровольцем вступил в кавалерийский полк красных, заявив, что семеновцы мобилизовали его насильственно. Хорунжий был хоть и из зажиточных, но все же крестьянин, и это несколько размягчало бдительность чекистов. Тем более что красным позарез нужны были опытные командиры и военспецы, которых в этой отдаленной местности найти нелегко.

— По описанию узнаю, — холодно встретил хорунжий Курбатова, когда тот поздним вечером объявился у него на пороге и назвал пароль. — Сообщили уже. Могучий ты парень. Маю теперь таких — сабельными косами выкосило.

— Со мной девять бойцов. Нам нужно денек пересидеть, отдохнуть.

— Если это вы эшелон под откос завалили, деньком не обойдется. И к себе не пущу. Вас тут теперь много бродит. За каждого голову под секиру подставлять не резон.

— Я не терплю, когда со мной разговаривают в таком тоне, — с убийственной вежливостью объяснил ему ротмистр. — А все ваши желания, отставной хорунжий, способна удовлетворить одна-единственная пуля.

Приземистый, до щуплости худощавый, Родан был похож на исхудавшего мальчишку. Но рядом с гигантом-ротмистром эта невзрачность его просто-таки выпирала. Родан почувствовал это, осекся и отступил к двери, ведшей в соседнюю комнату.

— Так и зовите меня отставным хорунжим, — самым неожиданным образом изменил он ход разговора. — Мне это приятно.

— Принято, господин отставной хорунжий. Тем более что и кличка ваша, если помнится, «Хорунжий». Агент «Хорунжий».

— А вы, как мне сказали, являетесь родовым князем, — остался верным своей манере вести беседу Родан.

— В армии я стараюсь не очень-то вспоминать об этом.

— Нет, вы — русский князь, и об этом нужно помнить всегда, — почти торжественно произнес хозяин пристанища.

— Если только вы действительно князь, — вдруг донесся из соседней комнаты бархатно-гортанный девичий голос.

Курбатов оторвал взгляд от щуплой неказистой фигуры отставного хорунжего и за ней, на пороге, между двумя частями оранжевой портьеры, увидел ту, кому этот голос принадлежал.

— Это вы усомнились в моем родовом титуле?

— Но ведь вы действительно белый русский офицер и настоящий князь? — почти с надеждой спросила девушка.

— Алина… — с мягкой укоризной попытался усовестить ее отставной хорунжий.

— Но ведь ты же знаешь, как я ждала, когда в этом доме появится наконец если уж не князь, то хотя бы настоящий русский офицер, а не это недоношенное быдло в красноармейских обмотках.

— Что правда, то правда, — покорно признал Родан. — Ждала.

Наступило неловкое молчание. В сумраке комнаты Курбатов едва различал черты лица девушки, но все равно они представлялись ему довольно миловидными и даже смазливыми. Ротмистру стоило мужества, чтобы в ее присутствии строго спросить хозяина дома:

— Кто эта женщина? Мне ничего не было сказано о ней.

— Эта женщина в шестнадцать лет уже была сестрой милосердия в войсках Врангеля, — ответила вместо Родана Алина. — Надеюсь, такая рекомендация вас устроит?

— Сколько же вам лет? — не сдержался Курбатов, извинившись, однако, за столь неуместный вопрос. Но в ответ услышал гортанный смех Алины.

— Этого уже не помнит даже мой ангел-хранитель.

— Дело не в том, сколько ей сейчас лет, ротмистр, — молвил Родан, вмешиваясь в их разговор, — а в том, что кроме сестры милосердия она была еще и разведчицей. Причем ее специально готовили к этому. А в Киев ее заслали уже из Югославии, после окончания разведывательно-диверсионной школы, и продержалась там Алина до взятия этого города немцами.

— Почему же не перешли на их сторону? — поинтересовался Курбатов.

— Зачем? Чтобы меня опять заслали в тыл красным? Но ведь во второй раз укореняться будет сложновато.

— Вместе с красным госпиталем она отошла в глубокий тыл, в Самару. Там относительно безопасно: и до линии фронта далековато, и подозрения ни у кого не вызывает.

— Позвольте, так вы должны были находиться сейчас в Самаре? — насторожился Курбатов. — Странно. Дело в том, что именно в Самаре я должен был встретиться с фельдшером Гордаевой.

— Вам дали мою явочную квартиру?! — вскинула подбородок Алина. — И Хорунжего, и мою?! Чтобы, в случае вашего провала, энкаведисты могли раскрыть всю нашу сеть?!

— Не волнуйтесь, Фельдшер, — вспомнил Курбатов, что псевдоним этого агента тоже соответствует ее профессии. Те, кто присваивал их этим двум агентам, особой фантазией себя не утруждали. — Мне доверяют. К тому же у меня есть предавший наше движение агент, которого я должен буду сдать красным в случае своего провала. Сам этот жертвенный баран к коммунистам с повинной пока что не явился, однако же и работать на нас отказывается.

— Прекрасный ход, — удивленно повела подбородком Алина. — Надо бы взять его на вооружение. А приехала я сюда не потому, что сдали нервы. Обычная побывка, если к тому же учесть, что хорунжий — мой кузен.

— Мой вам совет: поскорее успокаивайте свои нервы и возвращайтесь в Самару. Вы нужны мне там. А еще лучше — в Киев.