Лес пропавших дев - Джун Хёр

что ныряльщицы подскажут, как доехать до водопада.

– Простите? – Я подошла к одной из женщин. – Не подскажете, как добраться до водопада Чонбан?

Она будто не услышала меня – должно быть, море слишком шумело, – даже не подняла головы от бамбуковой корзины. В корзинке лежал свежий улов: морские ушки, морские ежи, морские улитки – скользкие извивающиеся твари. Рядом с ней лежала деревянная трость для ходьбы.

Я заговорила погромче:

– Мы с сестрой заблудились.

– Идите в ту сторону. – Она махнула куда-то на юг, будто ей было недосуг объяснять подробнее. – Выйдете прямо на него.

– Аджиман! – Мэволь неожиданно оказалась рядом со мной. Женщина подняла голову, и мы увидели квадратное лицо с волевым подбородком и еще более волевым и упрямым взглядом. – Вы не знаете никого по имени Поксун?

Аджиман больше не копалась в корзинке.

– А зачем вам?

Она будто увидела что-то за нашими спинами.

Я оглянулась на бушующее море; к берегу кто-то плыл. Сначала я подумала, что это молодая женщина – так быстро она плыла, такие сильные гребки делала, но из воды вышла старуха с мокрыми седыми волосами, собранными в пучок на макушке.

Ныряльщица, около которой я стояла, крикнула:

– Сейчас иду, Хальман Сунджа!

Бабушка Сунджа шла, чуть покачиваясь, с бамбуковой корзиной, полной улова. Она была не единственной, кто нырял в таком возрасте. Я слышала, что многие хэнё работают и после восьмидесяти. В море они ощущают себя по-прежнему молодыми и сильными, не чувствуют в воде ни боли, ни усталости. С годами к ним приходит лишь мудрость и житейский опыт. Хальман Сунджа на суше выглядела хрупкой старушкой, но среди хэнё она, вероятно, была самой опытной. Таких называют сан-гун – хэнё высшего ранга.

Может быть, она даже знает, кто такая Поксун.

Я с нетерпением наблюдала, как ныряльщица, с которой я говорила, дошла до берега, передала бабушке Сунджа трость, а взамен забрала у нее бамбуковую корзину. Потом обе они развернулись и пошли обратно, к нам. Когда они подошли достаточно близко, я разглядела, что все лицо у Хальман Сунджа испещрено морщинами.

– Нуге-кква? – спросила она.

Островной акцент у нее был такой, что я не сразу сообразила, что она спрашивает, кто я такая. Я не успела ответить, потому что вторая ныряльщица объяснила старшей:

– Они заблудились, ищут водопад Чонбан. И еще спрашивают про Поксун. Странное совпадение.

Совпадение? Что она имеет в виду? Ныряльщицы удивленно переглядывались, с недоверием разглядывая нас.

Я сбросила с головы чангот – пусть они увидят мое лицо, узнают вдумчивый взгляд глубоких черных глаз, которые я унаследовала от отца.

– Меня зовут Мин Хвани. Я дочь детектива Мин Джиу. – Я указала глазами на Мэволь. – А это моя сестра Мэволь. Отец пропал в прошлом году, мы ищем его.

– Пропал, значится? – переспросила старуха и откинула с лица мокрые волосы. – Он мне понравился. Он приезжал к нам в прошлом году, задавал те же самые вопросы про водопад и про Поксун.

Я затаила дыхание. Вдруг я выдохну, и это мгновение испарится словно туман. Невероятно! Мы с сестрой потерялись, свернули куда-то наобум, и оказалось, что отец шел именно этим путем. Я взглянула налево, и мурашки побежали у меня по коже. Конечно, там никого не было, лишь песок да земля с грязью, но я ясно представила, что отец стоит рядом.

Мы проехали вдоль побережья, поднялись вверх по крутому склону и оказались в деревушке, где хижины были построены из лавовых камней. Мы забрались далеко в глубь острова, и отсюда едва был слышен грохот водопада, низвергающегося в море. Точнее, я вообще его не слышала. Здесь было удивительно тихо, в этой заброшенной, покинутой жителями деревне. И тут раздался какой-то писк, будто кто-то визгливо смеялся.

В тени высокого раскидистого каркаса отдыхали люди, у их ног резвились дети. Это были жители деревни, мужчины. Пока ныряльщицы работали, они присматривали за детьми, занимались хозяйством. Среди них мы разглядели только одну девушку. На ее хорошенькое личико падала тень от ветвей, и казалось, будто оно покрыто татуировкой. Подул ветер, ветви качнулись, и я заметила, как настороженно она разглядывает нас. Девушка смотрела не на младенца, лежавшего у нее на коленях, а прямо на нас.

Я подъехала ближе. Стук копыт привлек всеобщее внимание.

– Мы ищем девушку по имени Поксун, – сказала я и взглянула прямо в глаза молодой женщине. – Вы не знаете, где она может быть?

В этот момент мне показалось, что тени будто соскользнули с лица незнакомки и утонули в ее бездонных, наполненных страхом глазах.

– Кто вы такие? – прошептала она, вскакивая на ноги и прижимая к себе младенца. – Я спрашиваю, кто вы такие? – Потом замолчала, заметив белые шаманские одеяния Мэволь, и перестала хмуриться: – Шаманки?

Сестра спрыгнула с лошади, поправила съехавшую набок коническую белую шляпу и важно заговорила:

– Меня зовут Мин Мэволь, я помощница знаменитой шаманки, вы наверняка ее знаете. Шаманки Ногён. – Она выдержала паузу, видимо, для того, чтобы девушка вспомнила, кто такая шаманка Ногён. – А это моя сестра Хвани.

– Хвани? – переспросила девушка.

Она будто пробовала на вкус мое имя, словно оно было ей знакомо. Брови приподнялись, улыбка заиграла на губах. Такой радостью освещалось лицо каждого, кто при виде меня вспоминал об отце. Будто он специально обещал этим людям встречу со мной.

– Хвани! Мне знакомо это имя. – Она явно успокоилась. – Дочь детектива Мина. Вы обе, должно быть, его дочери!

– Вы – Поксун? – спросила Мэволь.

– Да… Вы зачем-то искали меня?

Смесь облегчения и страха нахлынула на меня.

– Вы прислали мне отцовский дневник. – Я спешилась и торопливо обыскала дорожный мешок, болтавшийся на боку моего пони. Наконец я нащупала обгоревшую тетрадь и вытащила ее, руки от волнения дрожали. – Поэтому мы и приехали.

Поксун долго разглядывала дневник.

От нервного напряжения у меня скрутило желудок, я испугалась, что меня сейчас вывернет прямо на землю. Я сбежала от тети Мин, переплыла целое море на корабле только для того, чтобы засыпать Поксун вопросами. Почему отец отдал ей дневник? Почему она отправила его мне? Зачем он вообще был ей нужен, может, и она вела расследование?

– Пойдемте, – позвала она нас за собой.

Поксун переложила ребенка в левую руку, а правой взяла дневник, обгоревший по краям и прожженный в некоторых местах насквозь.

– Нужно было отправить вам его раньше, – сказала она по-прежнему шепотом. – Я слишком долго сомневалась и медлила. А потом случился пожар и чуть не спалил дотла хижину, и дневник сильно пострадал.

– Но вы наверняка… – я цеплялась за последнюю надежду, – наверняка успели его