Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов) - Наталья Нарская

стало не только возможно, но и не зазорно и даже похвально[148].

Идеальные, досуговые мотивы популярности современного блошиного рынка оказались, однако, гораздо весомее коммерческих. Быстрый рост городов, автономизация сфер жилья, работы, потребления и транспорта сопровождались сокращением коммуникационных возможностей из-за распространения индивидуального транспорта, огромных жилых, торговых и офисных центров. Дефицит общения заставил горожан искать альтернативные формы организации отдыха и коммуникации, что совпало со встречным желанием городских властей сделать центры городов более привлекательными. Организация пешеходных зон, городских праздников и блошиных рынков в последние десятилетия ХX века – разные ипостаси одного и того же явления[149].

* * *

Говоря о некоммерческой популярности блошиного рынка, мы неизбежно выходим на несколько тенденций, характерных для современного общества и удовлетворяемых, помимо прочих институций, рынком подержанных предметов. Первая из них – ностальгическая волна, прокатившаяся по послевоенной Европе. Ее пионерами в 1950-х годах стали американские военные и туристы, ставшие первыми страстными искателями предметов старины на европейских блошиных рынках[150]. В 1960–1970-х ностальгические настроения охватили и европейцев, которые искали примирения с травматичным прошлым. Безвременно ушедшая из жизни американский литературовед, историк, художница, драматург и писательница Светлана Бойм так определила суть этого феномена:

Ностальгия… – это тоска по дому, которого больше нет, или, может быть, никогда не было. Это – утопия, обращенная не в будущее, а в прошлое, а также проекция времени на пространство. Ностальгия – это попытка преодолеть необратимость истории и превратить историческое время в мифологическое пространство. Однако сама потребность в ностальгии исторична. В определенные переходные периоды истории она может быть защитной реакцией, поиском в прошлом той стабильности, которой нет в настоящем. В такие моменты прошлое начинает обладать большей харизмой, чем будущее, и иногда оказывается более непредсказуемым[151].

Блошиный рынок помогает утолять ностальгию, поскольку позволяет выбрать индивидуальный, наиболее «уютный» взгляд на прошлое. Блошиный рынок предоставляет широкие возможности сконструировать «светлое прошлое», превратить время в место, утраченное былое – в найденные и наделенные особыми смыслами предметы[152].

Другая важная тенденция, создавшая рынку старых вещей особую конъюнктуру, – это рост экологического сознания современного человека. Этот тренд позволил взглянуть на блошиный рынок как на место многократной циркуляции плодов человеческих рук и, следовательно, как на институт защиты окружающей среды от чрезмерной эксплуатации и излишнего загрязнения. Активисты борьбы за охрану природы 1980-х одновременно были завсегдатаями блошиных рынков.

Покупки на блошином рынке – это превосходная утилизация отходов, – считает Бинни Киршенбаум, – поэтому они не отягощены чувством вины. Покупать на блошином рынке – значит оказывать услугу обществу – такую же «зеленую», как весенние листья. Как покупатели, так и продавцы твердо убеждены, что ничто, совершенно ничто не устарело настолько, что должно закончить свой путь на свалке. Все можно вновь включить в круговорот человеческой жизни, все можно возродить и вновь использовать.

Мусор для одного – сокровище для другого. Слишком жалко выбрасывать! – вот кредо фанатов блошиного рынка[153].

Третья тенденция, во многом удовлетворяемая блошиным рынком, – желание выглядеть не как все, одеваться и создавать неповторимые домашние интерьеры по собственному вкусу и вопреки капризам моды. Взлету этой тенденции способствовала стандартизация домашнего интерьера и быта, отразившаяся в триумфальном шествии международных торговых сетей по продаже мебели и товаров для дома, прежде всего IKEA, в 1970–1980-х годах[154]. Тот, кто не хотел подчиниться унификации своего приватного пространства, стал идейным клиентом блошиного рынка.

Большой знаток рынка подержанных вещей Себастиан Мюнц убежден:

Мы выискиваем на блошином рынке вещи, которые нам подходят. В оптимальном случае таким путем можно в течение десятилетий создать для тела и дома оболочку, которая сидит как влитая. Ввиду дешевого, как правило, приобретения можно по собственной прихоти играть со стилями, а затем от них отказаться и выбросить или лучше продать когда-то с восторгом приобретенные сокровища[155].

Модельеры и дизайнеры в 1990-х годах подхватили эту тенденцию, создав модное направление shabby chic (потертый шик). Судя по популярности дырявых джинсов и линялых тканей в молодежной моде, это поветрие успешно пережило десятилетия и остается удивительно стойким.

* * *

Завершая повествование о факторах привлекательности блошиного рынка, еще раз подчеркнем, что запросы, которые удовлетворяет рынок товаров, бывших в употреблении, имеют исторические корни и политический подтекст. Аргументы в пользу блошиного рынка – встреча людей и вещей без посредников, спонтанность и открытость коммуникации, охрана природы, забота о традиции, возвращение к прошлому и «подлинному» – семантически происходят из консервативной критики «бездушного» капитализма XIX столетия. Этот вокабуляр был дополнен постмодернистским скепсисом относительно достоинств линейного прогресса и использован для продвижения блошиного рынка в ФРГ. Культурно-политические основы идеологии в защиту блошиного рынка социологи идентифицировали тогда же:

Этот «семантический комплект» наверняка оказался связанным с «блошиным рынком» в относительно недавнее время, вероятно – относительно независимо от реального опыта блошиного рынка. Но сам по себе этот «комплект» значительно старше. Он кажется мобильным образованием, которое можно связать с чем угодно – при условии, что избранный для этого объект достаточно контрастирует с опостылевшими «мегаструктурами оптимистической модерности» и достаточно подходит для проекции актуальных потребностей одновременно в до- и постмодерных структурах[156].

Итак, в условиях нараставшей стандартизации образа жизни и страха одиночества ностальгическая волна, тоска по утраченному, стремление к индивидуальному, любовь к произведенному вручную, рост экологического сознания – все это дополнило прежнее, сугубо рациональное потребительское поведение и пошло на пользу развитию в Западной Германии блошиных и антикварных рынков[157].

Специфическим для развития блошиного рынка в ФРГ было отношение к недавнему прошлому, отягощенному преступлениями нацистского режима[158]. В первые десятилетия после войны, на волне стремительного роста материального благосостояния, среди населения преобладало желание избавиться от старомодных предметов быта, переживших нацистскую эпоху и Вторую мировую войну. Однако уже в 1960–1970-х годах к материальному миру былых эпох стали относиться бережнее. В то время как одни по инерции освобождали подвалы и чердаки от ненужных вещей и выносили их на улицу в урочный день для утилизации «крупного мусора» (дважды в год), другие – новоиспеченные собиратели и любители старины – уже поджидали их на улице, чтобы спасти от уничтожения предметы интерьера XIX – первой половины ХX века[159].

Результаты бума популярности блошиных рынков впечатляют. Их торговый оборот в ФРГ в конце 1980-х годов оценивался в 5 миллиардов западногерманских марок. К середине 1990-х годов на ее территории ежемесячно собиралось от 1,5 до 3 тысяч рынков подержанных товаров, во втором десятилетии XXI века – более 40 тысяч[160]. В начале XXI века в Германии насчитывалось от 10 до 12 миллионов их любителей и завсегдатаев, около 2 миллионов немцев нашли на них главный источник доходов[161]. Причины взрывоподобного развития блошиных рынков приоткрывают их социальные функции и мотивы их посещения, о которых речь впереди.

Искатели сокровищ

Блошиный рынок привлекает далеко не всех. У многих он скорее вызывает чувство отчуждения с оттенком брезгливости, какие характерны для неожиданного столкновения с вопиющей бедностью. Для тех, кто сторонится блошиных рынков, следуя устаревшим стереотипам о рынках для бедных, это нежелательная встреча с вещами с темным происхождением, с предметами, бывшими в употреблении и сбытыми от нужды. То есть со старыми, ломаными, пропитанными затхлыми запахами подвалов и чердаков, с налетом пыли, патины, плесени и с жутковатым флером принадлежности мертвецам.

Но во многих, в том числе во мне и в моей Наташе, блошиный рынок порождает азарт. Это место скопления большого количества старинных, странных, красивых и редких предметов в случайной комбинации действует как своего рода остров сокровищ или наркотик, возбуждая фантазию, будоража чувства и заставляя чаще биться сердце. Никогда не знаешь, что найдешь на блошином рынке, а что навсегда упустишь.

Назвать нас собирателями или, пуще того, коллекционерами – все равно что отнести кролика к крупному рогатому скоту: вроде бы и мясо, но не того вида. Мы прицельно ничего не собираем, но в какой-то момент тем не менее чуть не начали задыхаться от приобретений. Мы не ищем коллекционных предметов