Каурай. От заката до рассвета - Александр Артемов

извинился Игриш, приморгавшись и разглядев таки под небольшим слуховым оконцем стог сена, на котором кто-то сидел. По правую руку располагались стойла, откуда на него поглядывали лошади, просунув головы над кормушками и сонно фыркая.

Когда он проходил мимо, нечто черное вылезло из проема над дверцей стойла и бросилось прямо на Игриша. Мальчик пискнул и споткнулся — чудище пролетело у него над плечом и схватило лишь воздух, звонко щелкнув челюстями.

— Красотка, блин! — прошипел Игриш, потирая ушибленное место и пытаясь подняться. Из-за несносной кобылы, которой приспичило поздороваться, он пролил половину щей себе на штаны.

А Бесенок знай себе заливался смехом:

— Видать решила пожелать тебе приятного аппетита!

— Ничего смешного… — пробурчал Игриш, поднимаясь на ноги. — Тебе же хуже.

— Еще бы, она же промахнулась! Вот если бы попала и отгрызла тебе что-нибудь, вот тогда я бы похохотал вволю.

— Каурай говорит, что это она так — щиплется больше. Захочет откусить чего, откусит.

— А ты уже привыкший, как я погляжу?

— Я… ну чутка.

— Ты тут не первый, кого она пытается цапнуть. Хоть над чем-то еще можно повеселиться вволю…

До стога, где ночевал Бесенок, Игриш доковылял без приключений, но стараясь теперь держаться подальше от стойла Красотки. Паренек с подозрением глянул на него из-под сальной челки, принял ужин и отвернулся.

— Чего уставился?

— Да так, ничего…

Едва Игриш сунул ему ложку, как Бесенок принялся пить щи, выхлебывая их через край.

— Не шибко много ты мне принес! — пожаловался тот, вытирая подбородок рукавом. — Небось разлил половину, когда падал, недотепа. Больше ничего у тебя нет?

— Нет.

— Эх, жалко… — протянул Бесенок и принялся вылизывать миску, потом сунул ее Игришу. — Может ты еще чего притаранишь?

— Чего?

— Бабка Малашка наверняка пирожков напекла — знает, что ватага Кречета припрется горилку пить. Может они там еще чего не дожрали?

— Может…

— Или… стой, — схватил его за штанину Бесенок, когда Игриш уже собрался пробираться к выходу. — Лучше притащи мне ушат с горячей водой.

— Мыться будешь?

— Нет, блин, с лошадьми выпить хочу! Не видишь что ли, я три дня по лесам ползал.

— Зачем?

— Чего зачем-то?

— Зачем ты по лесам три дня ползал?..

— Ты тупой что ли?!

Игриш не стал отвечать и под недоуменным взглядом Бесенка направился вон из конюшни, стараясь держаться подальше от Красотки, которая, несмотря на поздний час, спать вовсе не собиралась и внимательно наблюдала за мальчишками. Оказавшись у ворот, Игриш постучал три раза, подождал, потом саданул еще, но они так и остались запертыми. Снаружи слышался негромкий разговор:

— …а она-то и говорит, позволь положить на тебя свою ножку! А он дурак и рад этому — не только ножку, говорит, а сама вся садись на меня, — и ложится, дурень, на лавку, мол, шутки ради. Ну, панночка подняла подол, раздвинула ноги и…

— Эй, выпустите меня! — крикнул Игриш, вдарив пару раз ногой в створку.

— Ну, чего ты кипишуешь? — загрохотал ключами сторож, недовольный, что его рассказ так бесцеремонно прервали. — Сказал же: стучи три раза, а не ори.

— Так я стучал, а вы… — буркнул Игриш, просовываясь наружу.

— А вы, а вы, тю!

С кем там все это время болтал сторож, Игриш не разглядел, а сразу направился на кухню к Малашке. Вновь переступив порог шинки и вдохнув спертый дух табака, кислятины, лука и горилки, он пару мгновений раздумывал, а не броситься ли обратно, но страшным усилием воли заставил себя доковылять до раздаточного окна, где орудовала шинкарка.

Казакам в его отсутствие было чем заняться — они поставили у стены зажженную свечу и каждый поддатый умелец пытался сбить с нее пламя броском ножа. Кречет управился с третьей попытки — нож бахнул о стену и мгновенно срезал пламя как нитку. Тут же его сменил кудрявый молодец Ранко. Казалось он вовсе не целился, нож словно по собственному хотению вырвался из его пальцев и смахнул огонек в один миг. Так погибли аж три свечи подряд. Брови всего зала поползли вверх, а Ранко, гордо ухмыляясь, скрылся за спинами впечатленных завсегдатаев.

— Ушат ему? Ишь какой панич нашелся! А бокал вина ему не принести? — прыснула шинкарка, высовываясь из погреба, и крикнула в зал: — Эй, Кречет, слыхал али нет? Ваш ненаглядный Бесенок воды горячей себе требует! Вы ему головомойку поди обещали?

— Вожжей ему по жопе — самое оно будет!

Чубы сменялись чубами, а вновь зажженная свеча была окружена уже десятком зарубок. В нее летели все новые ножи, но пламя упорно продолжало безмятежно гореть. Ранко стоял поодаль, тренькал что-то на своей лютне, да посмеивался неудачам товарищей. Все, на что их хватило, так это сбить саму свечу, но не ее пламя, которое гордо продолжало мерцать из полумрака, словно насмехаясь над их напрасными усилиями. Когда в молоко ушла уже, казалось, сотая железка, из толпы вышел Каурай — отойдя в дальний конец шинки, он легким движением отправил нож в полет. Клинок блеснул в свете одиноко стоящей свечи и круто вошел прямо в стену, забрав с собой и ее огонек. Зал охнул и разразился радостным ором, приветствуя одноглазого.

— Вы чего там, негодяи, устроили?! Кречет! — надрывалась шинкарка, бросившись в зал. — За каждую зарубку в стене заплатишь вдвое! Где Кречет?

— Дай казачкам погулять немного, Малаша душа наша! — отозвались в толпе. — Лучше тащи сюда еще горилки! И где твоя расчудесная плясунья пропадает? Она так славно пляшет. Кликни ее, пусть она нам спляшет!

— Нету у меня вам ни горилки, ни плясуньи, д-дармоеды! А ты чего стоишь? — повернулась рассерженная шинкарка к Игришу. — Поди воду ждешь для своего дружка?

— Ага.

— Ну, так хватай ведра и тащись с ними к колодцу. Чего я сама, по-твоему, должна ведра вам таскать?

Игриш поджал губы, подхватил коромысло и понуро пошел во двор. На него уже начала накатывать сонливость, и таскаться на ночь глядя с ведрами совсем не хотелось. Перед глазами маячил укромный уголок, лежанка на полатях и крынка молока — раньше он так любил пить молоко перед сном…

И Маришка тоже любила.

Дверь шинки снова хлопнула за ним, и молчание ночи задавило посторонние звуки. Игриш под трескотню кузнечиков пересек задний двор и заметил одинокий колодец у самого забора. Не доходя до него десятка шагов, мальчик остановился как вкопанный. Прямо на вороте устроился жирный черный котище и не сводил с мальчика коварных зеленых глаз.

Они вместе с колодцем ждали Игриша.

Мальчик побледнел, испуганно заерзал на месте и оглянулся на приземистую шинку, которая подмигивала ему окошками. От беленых стен во все стороны