Зеркало моды - Сесил Битон

Мне кажется, со временем напишут толстую книгу о людях влиятельных и спокойных, тех, кто не проносится по небосклону словно метеор, а мощным гравитационным полем своих личных предпочтений и авторитета влияет на расположение звезд и управляет ходом времени. Занимаясь литературой, такие люди открывают современникам великих писателей, в живописи – великих художников, а в сфере моды, будь то одежда, интерьер или флористика, они постоянно утверждают новые правила.

К таким людям принадлежала и Эухения Эррасурис; ее влияние на моду последнего полувека столь велико, что вся нынешняя эстетика дизайна интерьеров, равно как и повсеместно принятая концепция простоты – это достижения, которым мир обязан именно ей.

Эухения Уиси родилась в маленькой чилийской деревеньке Уиси, откуда переехала в Вальпараисо. Ее воспитание и образование поручили английским нянюшкам; судьба, однако, распорядилась так, что ей пришлось покинуть родину и отправиться в Европу. Было это в 80-е годы XIX столетия.

Вначале она освоилась в Париже, позднее, выйдя замуж за богатого художника-любителя, переехала в Лондон. Будучи женщиной невероятно изысканной, она предпочитала туфли на непомерно высоком каблуке и одевалась всегда по последней моде. Неудивительно, что она, великая модница, почти всю жизнь позировала художникам самых разных направлений, служа для них источником вдохновения. Среди них были Пикассо, Сарджент, Эллё, Теобальд Шартран, Федерико Мадрасо и Чарльз Кондер.

Она сторонилась высшего света и довольно рано стала водить дружбу с самыми талантливыми художниками и писателями. Говорят, именно она первая открыла талант Пикассо, которого всю жизнь любила. Известно и о ее знакомстве со Стравинским.

Пабло Пикассо

Но при всем обаянии ей было трудно самой найти свое место в обществе; когда ее расспрашивали о личных пристрастиях, она обыкновенно отвечала уклончиво. Деньги она также не считала: она даже не знала, сколько в банке на ее счете – сто тысяч песет или ни гроша. Парадоксальным образом она, не стараясь привлечь внимание к своей персоне, не умея в достаточной мере объясняться ни на одном языке, мало-помалу завоевала огромный авторитет в среде художников и прочих утонченных людей. Эти люди затем провозгласили себя ее учениками. Как подсолнух поворачивается к солнцу, так и они зачарованно смотрели на мадам Эррасурис, видя в ней образчик новой, невиданной прежде утонченности, вкуса и любви к прекрасному.

Мадам Эррасурис вскоре после свадьбы

В искусстве жить Эухении Эррасурис равных было немного. Как и все ее предшественники, она сумела силой личности навязать всем свои принципы, и они оказали на общество всеобъемлющее и очищающее воздействие. Она была богата, но устала от роскоши. Имея все, она решила вести жизнь как можно более простую, подтвердив доктрину Оскара Уайльда о простых радостях – последнем прибежище сложных натур. Она выкинула из комнат всю обстановку и заменила ее всего несколькими предметами мебели: повинуясь непостижимому инстинкту, она обставила все по закону динамической симметрии. Единые гарнитуры, состоящие из дивана и стульев, ей категорически не нравились, она в принципе отвергала единообразие. С самого начала она терпеть не могла рюшечки, оборочки, финтифлюшечки и прочие эдвардианско-викторианские фокусы. От всех художественных безделушек она за ненадобностью избавлялась. В сфере оформления интерьера ее заслуги были сродни заслугам первого денди Джорджа Браммела в моде; в ее доме были вещи только высококачественные или имевшие ценность, не обязательно выражавшуюся в деньгах: мадам Эррасурис лучше своих современниц умела оценить изысканность каждого предмета в отдельности, вне зависимости от его назначения и стоимости. Часто для нее простая плетеная корзинка оказывалась дороже самого роскошного столика. Между множеством милых вещей и одной прекрасной она конечно же выбирала второй вариант. В ее салоне в Париже были чернильница, пресс-папье, ваза, в которой стояли свежие листья, жардиньерка XVIII века с цветком, великолепный комод и больше практически ничего. Ничего лишнего, более того, в доме ее не было ни одной случайной вещи – напротив, были тщательно подобраны друг к другу все детали вплоть до пепельниц, которые, как казалось хозяйке, должны быть особенно простыми и непритязательными. Поставить на стол дорогую пепельницу ей казалось не менее вульгарным, чем поставить блюдце с наклеенным ценником: она предпочитала простые стеклянные емкости.

Итак, главным для нее было неукоснительное соблюдение законов пропорции и расположения в пространстве. Планировка каждого дома, где она жила, была идеально выверена, и даже в крохотной квартирке все подчинялось четкому архитектурному замыслу. Таким образом мадам Эррасурис создавала вокруг себя среду, удовлетворяющую ее вкусам, и притом лишенную нарочитых красивостей. Стены гостиной непременно были выкрашены в белый. Полы сверкали чистотой: видимо, их каждый раз мыли с мылом.

Перед войной 1914 года Эухения переехала в дом в Биаррице и к удивлению друзей оформила его на манер крестьянской хижины: выбелила стены, не стала закрывать коврами красный плиточный пол, но распорядилась надраить его до блеска. В салоне-гостиной красовалась идеально отмытая деревянная полка во всю длину стены. На этой полке для красоты, а равно из практических соображений, она собрала целый натюрморт из окороков, сырных голов и караваев хлеба под большими стеклянными колпаками. Стол обычно накрывали просто и скромно: салфетки из грубого льняного полотна, зато ножи и вилки – из настоящего французского серебра XVIII века. Ее соседом был Пикассо; иногда он без предупреждения заваливался к ней в комбинезоне маляра поверх купального костюма и развлекался тем, что разрисовывал стены. В Париже у мадам Эррасурис был свой ветшающий павильон (так называлось крыло графского дворца Этьена де Бомона, туда она въехала в конце 20-х). Полы в павильоне всегда были надраены до блеска, перила выкрашены в жгуче-черный цвет, ковер – ярко-красный, садовый столик и кресло – изумрудно-зеленые. Буфет был простой, из дуба, копия старинного китайского. Украшать дом ей помогала странная волшебная сила, заключенная в предметах быта – таких, место которым в кладовке. Она же находила в них подлинную красоту. Стремянку и вешалку она решила покрасить серым, выставила на всеобщее обозрение плетеный сундук и корзину для белья. На крючке на всякий случай висел наготове зонтик. Часто она приобретала предметы вроде буфета из грубого дерева прямо на сельском рынке, просто потому, что ей понравились размер и форма, а иной раз могла выставить посреди зала лейку только лишь для того, чтобы поливать стоящее рядом растение, и лейка сама превращалась в предмет интерьера. Таковыми могли оказаться и садовые ножницы, и садовая корзина; их размещали там, где они радовали глаз.