Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

Слово «коррупция» объясняло все и ничего. С таким же успехом причиной гибели человека, упавшего с крыши высотного здания, можно назвать закон всемирного тяготения, основным проявлением которого является земная гравитация. Упал и разбился, да; а вы чего ожидали – что он воспарит к облакам? Гравитация одинаково действует на все материальные тела, и практически все чиновники в той или иной мере подвержены коррупции. Закон всемирного тяготения объясняет, почему сорвавшийся с крыши человек полетел не вверх, а вниз, но не отвечает на вопрос, каким образом он очутился на крыше и по какой причине спикировал оттуда по воздуху, вместо того чтобы спокойно, как все нормальные люди, спуститься по лестнице. Тысячи людей ежедневно берут взятки, при этом оставаясь живыми, здоровыми и очень довольными существующим положением вещей. И, чтобы трое из этой огромной армии мздоимцев и казнокрадов практически одновременно подверглись физическому устранению, их должно было объединять какое-то общее дело, общий секрет – вероятнее всего, неприглядный, дурно пахнущий и достаточно серьезный, чтобы послужить поводом для принятия таких крутых мер.

Если они крупно проворовались и их решили наказать, это одно. Но то, что с ними сделали, мало напоминало наказание. Когда коррупция начинает напоказ бороться сама с собой, громкие разоблачения и судебные процессы следуют друг за другом непрерывной чередой. Их фигуранты чаще всего отделываются легким испугом и минимальными сроками, но об этом широкую общественность, как правило, уже не информируют. А когда коррупционеров тихо шлепают, старательно делая вид, что ничего не происходит, это не борьба с коррупцией, а обычная криминальная разборка, поножовщина над кучей краденого барахла, которое господа разбойнички не сумели или не захотели правильно поделить между собой.

А может быть, я не прав, подумал Глеб, уже в который раз вбивая в командную строку поисковика фамилию одной из своих последних жертв. Может быть, я возвожу напраслину на покойников, которых своими руками отправил на тот свет. Может быть, их убили не за то, что они что-то украли, а как раз наоборот, за то, что не захотели красть сами и мешали это сделать другим.

Глеб печально улыбнулся, поймав себя на том, что, дожив до своих лет и став тем, кем стал, все еще продолжает время от времени сочинять сказки, в которые самому хотелось бы поверить.

Он еще раз пробежал глазами некролог, в котором перечислялись заслуги перед обществом похороненного нынче в полдень замминистра коммунального хозяйства Москвы Ромашина. Трудовой путь Вячеслава Эдуардовича, как и послужной список любого достигшего мало-мальски значимых карьерных высот управленца, был в меру извилистым. Молодого, энергичного руководителя беспорядочно носило по городам и весям, из одной отрасли народного хозяйства в другую; оставленный им в экономике страны петляющий след служил очередным подтверждением старого, советских времен, постулата: чтобы руководить, нужны организаторские способности, а без знания тонкостей технологического процесса вполне можно обойтись – для того и существуют специалисты. Перечисление должностей, которые занимал покойный, а также предприятий и населенных пунктов, которые осчастливил своим присутствием, как и следовало ожидать, ничего не дало Глебу.

А впрочем, пардон. Так ли уж и ничего?

Глеб торопливо пролистал пространный текст, отыскивая строчку, которая занозой засела в памяти. Ага, вот оно! С августа две тысячи девятого по февраль две тысячи двенадцатого – представитель заказчика на производственном объединении «Уральский вагоностроительный завод», под наблюдением и при непосредственном участии которого выполнялся ряд важных заказов Министерства обороны.

Сиверов хмыкнул. Ему подумалось, что времена нынче уже не те, что при Союзе. Завеса секретности, которой в ту пору так и норовили затянуть все подряд, заметно поредела, и теперь любой школьник, которому это интересно, знает, что на Уралвагонзаводе делают не только вагоны, как и на Владимирском тракторном – не одни лишь слабосильные тарахтелки «Владимирец».

Ну и что, собственно?

Глеб догадывался, что. Уральский вагоностроительный с его основной продукцией, ради которой, скорее всего, и был когда-то построен, просто всколыхнул воспоминания о делах не столь давно минувших дней. Перед глазами, как наяву, встала громоздкая угловатая туша вмерзшего в обледеневший мартовский снег «королевского тигра» с покосившейся башней и бессильно поникшим стволом в бахроме длинных мутноватых сосулек. «И танк в сугробе, как в болоте, и бьют снаряды по броне…» Это было совсем недавно, в конце прошлой осени. Впечатленный тогдашними событиями, Глеб, что называется, оставался в теме, и проскочившее в некрологе упоминание об Уральском вагоностроительном заводе породило ассоциацию с устроенной на закрытом танковом полигоне военно-исторической мясорубкой.

Но, возможно, дело было не только в воспоминаниях. «Коммунальников начальник и мочалок командир» в недалеком прошлом работал представителем Минобороны на Уралвагонзаводе, а это был уже совсем другой коленкор. Если раньше Глеб никак не мог взять в толк, какая связь может существовать между министерством строительства, Минтяжпромом и коммунальным хозяйством Москвы, то теперь у него в мозгу само собой выстроилось что-то вроде простой логической цепочки. Строительство, машиностроение и Уралвагон недурно сочетались друг с другом, наводя на кое-какие мысли.

Осененный новой идеей, которая, как он сразу же сообразил, все время, оставаясь незамеченной, лежала на поверхности, Глеб закрыл некролог и ввел в поисковик все три фамилии разом: Зарецкий, Кравцов, Ромашин.

– Давай, давай, – сказал он тихонько похрюкивающему винчестером ноутбуку.

И ноутбук дал – правда, довольно сдержанно, выбросив на экран всего одну ссылку. Глеб щелкнул кнопкой мыши, прочел датированную позапрошлым годом коротенькую заметку, присвистнул и торопливо закурил новую сигарету.

– Вот вы и попались, голубчики, – сказал он. – Интересно, что же такого вы там намутили?

Перечитав заметку еще дважды, он с трудом поборол желание сразу же позвонить его превосходительству и поделиться своим открытием. Было уже довольно поздно, да и с открытием он разобрался еще далеко не до конца. Докурив сигарету, Сиверов вернулся на главную страницу и ввел в командную строку всего одно слово: «танк».

Часы в правом нижнем углу экрана показывали двадцать два сорок пять – то есть четырнадцать сорок пять по времени Санта-Фе-де-Богота. В ту самую минуту, когда Глеб Сиверов в своей московской квартире, рассеянно почесывая щеку, решал, по какой из многочисленных появившихся на экране ссылок ему пойти, в окрестностях колумбийской Букараманги генерал Алонзо Моралес, у которого все уже было решено, свернул на обочину узкой горной дороги и остановил машину.

Спустившись с веранды кафе, Игорь Вадимович с огромным удовольствием затолкал в стоящую у крыльца мусорную урну свою зимнюю куртку. Он буквально обливался потом, остро завидуя генералу, который, несмотря на липкую, влажную жару, ни капельки не вспотел и, вообще, выглядел как огурчик. Машина, на которой его болтливое превосходительство проделал неблизкий путь из Каракаса, оказалась мощным, от колесных арок до крыши забрызганным грязью японским полноприводным пикапом. Действуя по принципу «доверяй, но проверяй», Чернышев поставил саквояж на заднее сиденье и сам забрался туда же. Это было немножко невежливо, поскольку автоматически низводило генерала до роли таксиста, зато гарантировало Игоря Вадимовича от нападения с его стороны.