Снесла Баба Яга яичко - Дубравка Угрешич

Доктор Тополанек в одиночестве сидел в конференц-зале отеля и размышлял. На экране мерцала, перенесенная на него проектором, фотография Иосифа Виссарионовича Сталина. Сегодня доктор Тополанек собирался кое-что рассказать о коммунистической идее долговечности, но рассказывать оказалось некому. Конференц-зал был пуст.

Да, коммунисты были мастерами своего дела. Новый коммунистический человек должен был жить долго, в коллективе, в труде, благодаря силе собственной воли, а не генетическому наследию. Потому что наследие, в том числе и генетическое, не признавалось. Болезни, депрессии, самоубийства, физическая слабость — все это выдумки буржуазии, пораженцев и дезертиров трудового фронта. Вера в лучшее, гибридное завтра проникала во все поры коммунистического общества. Мичурин и Лысенко заботились о том, чтобы продукты, которыми в один прекрасный день будут питаться коммунистические массы, были лучше по качеству и больше по размеру. Позже их высмеяли. А сегодня все жрут огромные вонючие ягоды клубники, накачанные газом, и почему-то никто больше не смеется и не задает вопросов. Не говоря уже о белых голландских баклажанах, которые словно выросли в огороде у Мичурина! При коммунистах жил прославленный кавказец Николай Чапковский, он дожил до ста сорока шести лет. Столетние старики и старухи в те времена появлялись в невероятных количествах, как грибы после дождя, в основном на Кавказе, поддерживая своим долголетием идею, что их земляк, Сталин, будет жить очень долго — будет жить вечно. Но он не жил ни долго, ни вечно. Александр Богомолец, автор книги «Продление жизни», изобрел знаменитую сыворотку, которая названа его именем. Сыворотка плюс регулярные переливания крови были его рецептом омоложения. Его позже тоже высмеяли, назвав эти идеи «мегаломанскими коммунистическими химерами». Сегодня клиники полной трансфузии крови возникают повсюду, причем процедуру замены крови могут позволить себе только люди с толстыми кошельками. Да и сыворотки, несколько усовершенствованные, входят в ежедневное меню тех, кто в состоянии себе их позволить. «Геровитал», крем из плаценты, могли выдумать только в условиях коммунизма, где аборт был самым популярным средством контрацепции, и здесь следует отдать должное румынке Ане Аслан. Действительно ли ее крем был из плаценты или нет, неизвестно, но Шарль де Голль, Пабло Пикассо, Конрад Аденауэр, Сальвадор Дали, Чарли Чаплин, Джон Ф. Кеннеди, Омар Шариф и многие другие совершали паломничества к Ане Аслан, и при этом коммунизм им нисколько не мешал. Смерть, бессмертие и долгожительство всегда были для человечества навязчивой идеей. На этом поле всегда шли бои, здесь и сейчас идут бои, именно это всегда было самым важным. Огромная армия — медицина, фармацевтика, косметика — обслуживает другую армию, которая поставила своей целью жить как можно дольше и выглядеть как можно лучше. И те, и другие тесно связаны, как донор какого-нибудь органа, и тот, кому он достанется.

С «теорией Тополанека» все было в порядке. Теории, как и всегда, мешала только дерзкая, непослушная и непредсказуемая практика жизни. Кроме оскорбительно пустого зала, практика жизни сейчас проявила себя и в виде возникшей в дверях нежданной посетительницы: высокой испуганной старой дамы, в большей степени жестами, чем словами требовавшей, чтобы доктор Тополанек немедленно отправился вслед за ней на площадку для гольфа! Доктор Тополанек выключил проектор, подхватил свою сумку «скорой помощи», которую всегда держал под рукой, и последовал за взволнованной дамой.

А мы? Мы тоже поспешим за ними.

Нас жизнь терзает, гнет в бараний рог, —

История бежит к концу, не чуя ног.

4

По дороге к полю для гольфа мистер Шейк оживленно объяснял Кукле смысл своего существования. Он производил такое же впечатление, как и выдвижной ящичек старинного дамского туалетного столика, из которого, когда его выдвинешь, вылетает облачко пудры. Мистер Шейк пылил и давился собственными словами. Кукле было его жалко, как и всех других, кто единственную причину своего существования видит в работе. Этот сопящий мужчина, этот человек-машина, производящий слова, движения и жесты, был даже симпатичен Кукле до того момента, пока разговор не зашел о Рози, дочери мистера Шейка.

— Рози, к сожалению, инкомпатибильна.

— В каком смысле «инкомпатибильна»? — переспросила Кукла.

— Мы обязаны постараться стать существами лучшими и более совершенными, чем те, какими нас создал Бог, не так ли? — сказал мистер Шейк.

— Я не вижу, чего не хватает вашей дочери, — сказала Кукла.

— К сожалению, дело не в том, что ей чего-то не хватает, наоборот, ее слишком много.

— Она просто молодая и крепкая, плотная.

— Но эта плотность в будущем может стать причиной ее несчастья. К сожалению, мы живем в такое время, когда даже небольшой перевес может повлиять на траекторию нашей жизни.

Нельзя было сказать, что мистер Шейк не заботится о своей дочери. Однако это была забота о продукте, ведь Рози, по мнению мистера Шейка, хотя он, конечно же, никогда не признался бы в этом, была своего рода бракованным продуктом.

— А ваша жена?

— Моя покойная жена. Она была само совершенство. Как вы, — сказал доктор Шейк.

Она была само совершенство до той поры, пока не испортилась. Разумеется, мистер Шейк не употребил это выражение, «испортилась», он сказал «заболела», но подумал он именно «испортилась». Механизм перестал работать как положено, и мистер Шейк делал все, что в его силах, чтобы этот механизм исправить. Но, к сожалению, ничего не получилось.

— Странно, — сказал мистер Шейк.

— Что — странно?

— Рядом с вами я чувствую себя приятно, как под вентилятором, — сказал он и добавил, — разумеется, при условии, что речь идет о жарком летнем дне.

Мистер Шейк необычайно оживился, когда они добрались до площадки для гольфа, несомненно, роль учителя льстила его самолюбию. Кукла о гольфе не имела никакого понятия, и мистер Шейк старательно объяснял ей правила игры. То, что всегда казалось Кукле бессмысленным — эти прогулки по полю, поросшему выстриженной травой, с клюшкой в руках и с единственной целью загнать в лунку мячик, — оказывается, все-таки имело некоторый смысл. Этот смысл Кукла обнаружила в пребывании на свежем воздухе.

Они были совершенно негармоничной парой. Высокая костлявая дама с большими ступнями и клюшкой для гольфа в руке шагала по залитому солнцем зеленому живому ковру, как настоящий богатырь, только женского пола. Ее партнер, невысокий сопящий мужчина, оживленно сновал по травянистому полю, напоминая газонокосилку. Кукла наблюдала за ним: он что-то говорил, замахивался клюшкой, жестикулировал, демонстрировал ей движения, требовал, чтобы она эти движения повторяла, размахивал руками и энергично бил клюшкой по мячику.

В то время как мистер Шейк самозабвенно обдумывал мысль о необходимости превратить все инкомпатибильные тела в компатибильные, Кукла всегда думала о том, что в этом мире слишком много шума, и развлекалась, воображая как было бы прекрасно, если бы она обладала возможностью контролировать шум: например, выключать звук у болтливых людей, словно это радиоприемники, надевать на резкие звуки заглушки, усиливать звучание пения птиц и уменьшать силу звука сирен «Скорой помощи»… Ожидая зеленый свет на переходе, она мечтала о том, как было бы хорошо сейчас остановить все движение и спокойно перейти улицу. Это были детские фантазии, «daydreaming»[37], ее красные огоньки с надписью «выход». Иногда эти дневные сны были настолько сильны, что казались Кукле реальностью. Когда она была девочкой, вокруг нее, благодаря силе ее воображения, время от времени даже происходило кое-что необычное: то что-то сдвинется с места, то заскрипит, то упадет на пол. Со временем она научилась ходить по свету осторожно, как по яйцам, тихо и молчаливо, как тень, в сопровождении неизвестно откуда дующих потоков воздуха.