Не дареный подарок. Морра - Купава Огинская

– Что, если все дело в том, что личность рагры слишком слаба, чтобы сопротивляться человеческой? – посмотрел мне в глаза Илис.

– Это я-то слабая личность?

– Морра, подумай сама…

– Да я всегда буду рагрой! Всег… – Не договорив, я невольно осеклась.

Кадай и в человеческом виде оставался змеем, это было сложно не заметить. Дело даже не в стелящейся походке или напрягающей плавности движений. В самом его лице было что-то от хищника: в резких чертах, в цепких, холодных глазах. Уж он точно никогда не забывал, кем является.

Когда я смотрела на себя в зеркало, то в лице Морры от рагры видела разве что глаза, в которых с каждым днем все слабее тлел затравленный огонек вечной жертвы. Маленькой и пушистой.

– Посмотри на это с другой стороны, – заглядывая мне в лицо, тихо предложил Илис. – Просто одна ипостась, доминировавшая первую часть твоей жизни, отойдет на второй план, это не страшно. Оборотни всю жизнь так живут. Скажи, Ная похожа на несчастную?

– И чего, мне теперь как Ная себе временного самца искать, пока вожак стаи мне пару не выберет?

– Вот уж вряд ли, – нахмурился Илис. – Но ты можешь попробовать. У меня есть целый набор заклинаний, которые не на ком испытать. Будешь приводить мне этих самцов на одобрение…

Не договорив, он кровожадно улыбнулся. Предположительных самцов стало безотчетно жаль.

Академия возвышалась над нами темной, холодной горой с поблескивающими стеклом провалами окон. Усыпанные снегом, острые и резкие, тянущиеся в небо, готовые вспороть облака шпили, мощная кладка стен, хрупкие на первый взгляд, но надежно укрепленные заклинаниями окна. Не учебное заведение, а неприступная крепость.

Когда хозяин впервые заносил меня сюда, я просто радовалась, что теперь чья-то. Интересно, если бы знала, чем для меня обернется эта привязка, также радовалась бы нежданному обретению хозяина? Или попыталась бы отгрызть ему руку, чтобы избавиться от навязанной роли подчиненной нечисти?

Илис удобнее перехватил меня, мужественно бороздя снежные просторы, доходящие ему до середины голени. Весь такой сосредоточенный, глядящий исключительно вперед, на темные двустворчатые двери, до которых необходимо преодолеть еще пятьдесят три ступени. С драгоценным грузом на руках.

А я тяжеленькая, я точно это знаю. Сорок восемь килограммов доброты и два килограмма гуманизма. А он тащит.

Не сдержав напор чувств, лавиной накрывших меня с головой, я звонко чмокнула Илиса в щеку. Нет, даже если бы знала, что меня ждет, ни за что не променяла бы дорогого хозяина ни на какую спокойную жизнь.

– Ты чего? – удивился Илис, сбавив ход.

– Неси меня в тепло, моя прелесть, – прошептала я, закрыв глаза и опустив голову ему на плечо.

Илиса ощутимо передернуло.

– Морра, я тебя только очень прошу, при остальных меня прелестью случайно не назови.

– Почему? Это же комплимент!

Страдальчески подняв глаза к небу, он еще раз попросил:

– Просто не надо. Пожалуйста.

– Что, суровые боевые маги не могут быть прелестью? – возмутилась я.

– Морра…

– Ладно-ладно, на людях не буду звать тебя прелестью… – хозяин облегченно выдохнул, – моя прелесть.

До комнаты меня донесли в кратчайшие сроки, подстегиваемые жарким шепотом на ухо. Особенно Илису понравилось, когда я его мусипусичкой назвала. Его всего аж перекорежило. Я была с ним полностью согласна, звучало ужасно.

Когда нежные барышни выдавливали из бедной рагры душу, ласково обзывая всякими страшными словами, я тоже конвульсивно подергивалась далеко не от блаженства, как они думали. Вот только мои мучения давно закончились, в отличие от страданий Илиса. Его страдания только начинались. Память у меня была хорошая, и я очень много слов запомнила, пока с меня пытались содрать шкуру и выдергать шерсть.

Я все запомнила и готова была делиться знаниями с хозяином.

– Может, чаю? – нежно спросила я, когда дверь в нашу с Наей комнату закрылась за спиной хозяина.

– Не хочу, спасибо.

Меня осторожно вытряхнули из куртки на кровать и сбежали. Растянувшись на покрывале и чувствуя, как морозят ноги мокрые носки, я тихо чихнула. Потом чихнула еще раз. И еще.

Через час я полноценно кашляла. Хрипло, сотрясаясь всем телом. А вечером, закутанная в одеяло, с красным носом и слезящимися глазами, грустно смотрела, как вокруг меня хлопочут две наседки. Мой хозяин и моя соседка.

Незабываемое зрелище.

Такой кошмар я уже едва ли когда-нибудь смогу стереть из своей памяти. В меня влили куриный бульон, горячее молоко с медом и три скляночки подозрительной жидкости, вытребованной у лекаря.

– Может, за сиропом сходить? – неуверенно спросила Ная, глядя на меня несчастными глазами. – Я в лазарет сбегаю…

– Зачем ей сироп? – возмутился Илис, щупая мой лоб прохладной ладонью. Это было так приятно, что я невольно протянулась за его рукой, когда он попытался ее отнять, перехватила за кисть и опустилась обратно, удерживая, пока ладонь не сравнялась температурой с моим лбом. – Лучше отвар.

Они стояли надо мной и делали мне очень грустно.

– А давайте я просто посплю? Мне поможет.

Я старалась сипеть очень убедительно, хотя сама не знала, поможет это или нет. Раньше я еще не болела. Горячий нос и легкий озноб не в счет.

– Хорошая идея, – оживилась Ная. – А я тебя погрею!

– Нет! – каркнула я, с ужасом глядя на волчицу.

Я слабая, больная, несчастная рагра! Я и так мучаюсь, зачем мучить меня еще больше?

– Почему это?

– Ная, ей нужен покой, – со знанием дела заметил Илис. Конечно, его когда-то тоже пинали во сне, он знает, чего стоит ждать от волчицы. – А ты и покой… как бы это сказать… Не совсем совместимы.

Ная обиделась, отвернулась от нас и проворчала, сложив руки на груди:

– Сам тогда ее грей.

– Да! – обрадовалась я. – Грей меня!

Это была самая страшная ночь в жизни моего хозяина. И не потому, что я грызла и пинала его ночью. Нет, я обнимала его так же, как совсем недавно он жамкал во сне Касю, представляя на моем месте большого, мягкого мишку, способного стерпеть все издевательства.

Вообще мне это было приятно, я чувствовала себя в те мгновения очень счастливой, хоть и изрядно затисканной, а хозяин почему-то утром был очень хмурый.

– Э-э-э, Илис? – гнусаво позвала я мрачного хозяина, возвышавшегося надо мной с большой кружкой травяного отвара и платком в руках. – А ты чего?

– Ничего.

– Ты всю ночь сопела ему в ухо и называла своей прелестью, – в голосе волчицы дрожал плохо сдерживаемый смех.