Паук приглашает на танец - Варя Медная

— Так это правда, — прошептала она, глядя на меня глазами, круглыми как виноград сорта «коттон кэнди».

— Что правда? — не поняла Симона.

— Вы влюблены в мистера Фарроуча!

Я решила, что ослышалась.

— Иветта, это просто нелепо, — попыталась урезонить её я, но та уже не слушала, прыгая по всей кухне в упоении от своей догадки.

— Да-да, влюблены, даже не отпирайтесь! Сначала про ногу спрашивали, потом про родственников, а теперь каков он из себя — ну явно влюбились!

Я обернулась к остальным женщинам в надежде, что кто-то урезонит болтушку, но наткнулась на любопытные взгляды.

Неужели и они поверили в эту чушь?

— Иветта, пожалуйста, тише, — взмолилась я. — Это вовсе не так.

— Ага, именно так и есть! — обрадовалась она моему смущению. — Поэтому и на танцы не хотели идти: потому что только с ним танцевать хотите. А я вот сейчас побегу наверх и всем-всем расскажу, — заявила она и метнулась к лестнице, заливаясь звонким смехом.

Я бросилась за ней, и мы вместе едва не скатились кубарем вниз, наткнувшись на Ярика. Он как раз спускался по лестнице, потрясая какой-то меховой гирляндой.

— Ой, — попятилась Иветта. — Посмотри, что наделал, всю меня измазал! — с досадой воскликнула она и кинулась к чану с водой застирываться. На её переднике теперь красовались буро-красные пятна, в которых я узнала грязь и… кровь?

То, что я приняла за гирлянду, оказалось связкой зайцев и одной куропаткой. Ярик торжественно шмякнул свои мертвые дары в центр стола.

— Так чего по кухне носишься? — справедливо возразил он.

— Господа вернулись, — догадалась Симона.

— Ага, — подтвердил мальчишка. — Велели на ужин приготовить. Леди Фабиана подбила, — кивнул он на крайнюю тушку так гордо, будто сам научил её стрелять.

— Не бог весть что принесли-то, — покачала головой Симона, приподняв за уши и оглядывая тощего зайца. Лапки и брюхо были вымазаны землёй и налипшей травой. — Ну да и то удивительно, при таком-то тумане, — заключила кухарка, тут же проворно положила тушку на спину, вспорола брюхо от головы до хвоста, сделала круговые разрезы на лапках и начала стягивать шкуру снизу, как носок.

Она проделала это так быстро, что я увидела более чем достаточно, прежде чем успела отвернуться.

— Спасибо за чай и сироп, Симона, мне пора.

— А кто в кого влюбился-то? — завертел головой Ярик.

Я бросила взгляд на Иветту, но она стояла, уже пристыженная и, к счастью, молчала.

— Никто и ни в кого, — строго отчитала ни в чём не повинного мальчика Симона. — Экими бреднями голова у тебя забита. Давай-ка дуй с кухни, мы тут делом заняты, а он какими-то любовями отвлекает!

Я была благодарна ей и сочувствовала Ярику, попавшему под горячую раздачу.

— Вы ведь не сердитесь на меня, мисс Кармель? — тронула меня за руку Иветта. — Я просто шутила, и совсем так не думаю, и вовсе не собиралась бежать наверх и всем рассказывать. Просто дразнила вас, и теперь сама не знаю зачем.

Она не притворялась: пылающие щеки говорили об искреннем раскаянии.

— Конечно, не сержусь, но мне правда пора.

Я уже поднималась по лестнице, когда Симона оторвалась от разделки и совершенно серьёзно сказала:

— Не всегда.

— Что, простите?

— Он не всегда был таким. Но, если Иветта права…

— Она ошиблась, — поспешила заверить я.

— … то лучше вам о нём забыть.

Ничего к этому не добавив, она опустила голову и снова погрузилась в работу.

Уже в третий раз за день я постучала в белую дверь с золотистой лепниной и розовыми завитками по углам. Услышав чинное «войдите», нажала на ручку. Внутри уже ничто не напоминало о недавнем побоище, и комната вновь была похожа на покои принцессы: подушечки были уложены на кровати по размеру, от больших к маленьким, и даже подобраны по цвету и типу материала; куклы продолжили сверлить пустыми кварцевыми глазами потолок, клетка отсутствовала, а двери и окна кукольного замка были приведены в надлежащий вид. Бабочек и сломанную палочку тоже прибрали.

Маленькая хозяйка сидела на стульчике у окна и поила из крохотной фарфоровой чашки с ручкой в виде русалки одну из своих кукол.

— Это вы, мисс Кармель…

Она вскочила и хотела по обыкновению броситься меня обнимать, но неуверенно застыла и смущённо улыбнулась.

— Вам уже лучше, миледи? — мягко спросила я.

— Да, и мне очень стыдно, что я на вас накричала, — сообщила леди Эрселла паркету, раскачиваясь на мысках.

— Вам не за что просить прощения. Давайте просто забудем об этом.

Она радостно вскинула головку:

— Значит, вы меня не возненавидели?

— Почему я должна вас ненавидеть? — удивилась я.

— Потому что я вела себя не как леди.

— Леди отличает, в первую очередь, способность достойно выйти из любой ситуации, и вы это только что сделали.

Леди Эрселла поковыряла розовой атласной туфелькой щель в полу и застенчиво осведомилась:

— Значит, теперь я могу вас обнять?

Я сама шагнула к ней и прижала кудрявую головку к груди. Девочка снова оживилась, глаза загорелись.

— Вы со мной немножко посидите?

— Конечно.

Она схватила с комода свой серебряный гребешок и протянула мне.

— Причешите меня, мисс Кармель. Мэтти, бывало, причесывала меня — всегда семь раз по семь, мы вместе считали.

Леди Эрселла поудобнее устроилась на стульчике перед зеркалом, и я принялась расчёсывать её завитушки.

— Вам нравились занятия с Мэтти, миледи?

— Да, очень. Она всегда весело рассказывала, и Мэтти была очень красивой.

— Вы по ней скучаете?

— Скучаю, — вздохнула девочка, болтая ножками, — а Микаэль вот не скучает. Он злой, ненавижу его!

— Нельзя так говорить, он ведь ваш брат.

— А можно, чтобы он не был моим братом? Ну, пожалуйста! Можно, чтобы кто-нибудь другой им был? — она откинула голову назад и заглянула мне в лицо.

— Это невозможно, — улыбнулась я. — Знаете, говорят, братья и сестры — это друзья, данные нам природой.

— Значит, природа меня не любит, — совсем уж тяжко вздохнула юная страдалица.

— Это ещё что за глупости, — мягко укорила я. — Взгляните в зеркало: да любая принцесса позеленела бы от зависти при виде эдаких кудряшек! А глаза? Ради таких принцы и совершают подвиги!

При этих словах леди Эрселла широко улыбнулась, обнажив свои неприглядные зубки. Улыбка мгновенно погасла.