Ангел, потерявший крылья - Лилия Фандеева

волчьим билетом. Юридически всё законно, а совесть у кого можно купить, чью-то запугать. Выдали смене премию наличными и приказали молчать. Дочь он через сутки забрал, а взглянув на отказницу, сказал: «Прости, девочка». Что он при этом подразумевал, я не знаю. Может, испугался, что потеряв жену и воспитывая дочь в одиночку, не справится с двумя детьми? Девочку через время семья военного забрала. Заведующую, самую главную мошенницу, сразу перевели с повышением, а Катю и меня купили. Одно нас утешало – девочка попала в хорошую семью. Пока она не набрала вес, её приёмная мама каждый день приходила к нам. Чтобы ты сделала в той ситуации?

– Не знаю. Родившую мать, конечно, жалко. Она считала, что дочь мертва, но вашей вины в этом нет. Родившийся ребёнок попал в семью, а как он был оформлен неважно. Всё на совести тех, кто это придумал. Что вы могли в той ситуации? Всплыла бы правда наружу и что? Полетели бы чьи-то головы. Самое простое – отец и дочь поссорились, и матери вернули ребёнка. Только наши суды так нерасторопны, что процесс длился ни один год. Вот и вышло, что приёмная семья обязана вернуть ребёнка, к которому успела привязаться и полюбить. Кто знает, как было бы лучше?

– Ты так считаешь? Я не просто ненавижу профессора, я его презираю, а Ирину угораздило влюбиться в его внука. Меня одно утешает, что ему уже за семьдесят и век его не так долог. Ты, Вика, попробуй, а не получится, мы найдём другое место.

– Спасибо. У меня в этой клинике свой интерес. Я не могу пока рассказать всего, но позже поделюсь.

– Догадываюсь я о твоём секрете, но промолчу. Придёт время, сама всё расскажешь, если ни мне, то Ирине.

Перед встречей с Климовой Виктория всё же волновалась. Не знай, она подробности отказа, вряд ли приняла это предложение о работе. Теперь ей не просто было интересно посмотреть на семью Климовых, но и узнать, что они за люди. Она вошла в кабинет, где за столом сидела заведующая. При виде Вики она сняла очки, предложила присесть и, извинившись, ответила на телефонный звонок. Она минуты две разговаривала по телефону, видимо, отвечая невпопад, и рассматривала посетительницу. Лицо то бледнело, то приходило в норму. На вид ей было лет 45-50. Рост было не определить, а комплекция была средняя. Светлые волосы без седины были собраны в аккуратный пучок. Она хмурила брови, и взгляд голубых глаз становился синим. В нём отражался живой интерес.

– Я не вовремя? – смутилась Виктория.

– Эти рабочие моменты никогда не заканчиваются. Давайте ваши документы и расскажите коротко о себе. Раиса Степановна о вас хорошо отзывается, – она листала бумаги и продолжала: – вы же понимаете, что я должна убедиться в правдивости её слов. Почему вы не остались в Питере?

– После интернатуры я проработала там чуть больше года, но вынуждена была уехать по семейным обстоятельствам. Это не касалось профессии. Здесь друг моего отца нашёл мне работу. Так я прижилась здесь на пять лет. Я знаю, что вы не берёте людей со стороны, и не буду убеждать вас в том, что работу в роддоме мне нашёл уважаемый в вашем городе врач – решайте сами.

– Получить через шесть лет первую категорию – это прогресс.

– Это ещё и ответственность.

– Я возьму вас с испытательным сроком в две недели и сама посмотрю на вас в работе. Чем быстрее вы сумеете уволиться с прежнего места работы, тем раньше мы начнём сотрудничать, – говорила она, возвращая Виктории бумаги. – Я позвоню старшей сестре, она ознакомит вас с отделением, расскажет о порядке, ответит на все ваши вопросы. Вы должны знать, что вас ожидает в будущем. После увольнения с прежнего места, идите сразу в кадры, – Климова надела очки, позвонила и «передала» Вику старшей сестре. «Кого же ты мне напоминаешь, Виктория Сергеевна?» – думала она, оставшись в кабинете одна.

Через неделю после принятия на работу Вика, дежурившая в ночную смену, познакомилась ближе с Виктором Климовым. Он охотно рассказал о себе и своей семье, после того, как засыпал её своими вопросами и получил на них исчерпывающие ответы.

– Единственное, что портит мне жизнь последние двадцать лет – это поход матери в день моего рождения на кладбище. Ни на день раньше, ни позже, а именно в этот день. Пока я был ребёнком, мне было это неважно. А с возрастом я стал ощущать себя виновником. Как будто я виноват в том, что я здоровый лось, а сестра умерла при рождении.

– А что тебя раздражает? Я думаю, твоя мама навещает дочь в этот день утром, потом поздравляет тебя, или делает это наоборот. Трагедия в чём? Ты был лишён веселья или подарков? Отказывали в проведении праздника?

– Нет. Были и праздники, и подарки, и веселья, но мама была не со мной.

– Вить, ты меня за дурочку держишь? Когда мама была нужна в компании подростков, отмечающих день рождения или другой праздник? Я твоя ровесница, ты не забыл? В тебе говорит не обида, а эгоизм. Мама в память несёт сестре букет, а тебе устраивает банкет. Ты об этом не думал? Я уверена, что ты и не был с мамой у сестры. А пошёл бы, возможно, всё было бы по-другому. Тебе тридцать лет, а маме тяжело смириться с потерей даже теперь. Попробуй разделить с ней эту боль, поддержи, а не обижайся и всё изменится.

– Думаешь? Давай, сходим после работу куда-нибудь.

– Не могу. У меня есть друг и ему вряд ли это понравится. Мы можем дружить, как коллеги. Ты помог мне с работой, а на особую благодарность не рассчитывай. Лучше обрати внимание на Ирину Кострову. Как думаешь, я смогу присутствовать на операции твоего деда?

– Ему всегда ассистирует Светлана Андреевна. Поговори с ней. Деду всё равно, кто присутствует на его операции. Он не заметит ни присутствия группы студентов, ни отсутствия кого-то. Есть он, пациент и ассистент.

Виктория Сергеевна Петровская слышала о Зиновьеве не только негативные отзывы. Если он и был не очень хорошим человеком, то врачом он был первоклассным. В свои семьдесят два года он не ушёл из профессии, а продолжал консультировать сложные случаи и оперировать. Проработав в клинике полгода, она не пропустила ни одной операции, которые Андрей Степанович проводил в её стенах. Но, ни разу не видела его лица, а голос слышала только через маску. Февраль тринадцатого года она запомнила надолго. Стоя чуть левее и сзади от профессора,