След предателя - Евгений Сухов

Попрощавшись, капитан Романцев вышел из штаба. Капитан Сухарев также отправился по своим делам, договорились с ним встретиться через три часа, так что времени у Романцева было достаточно. Тимофей даже обрадовался, что остался в одиночестве. Было время, чтобы разобраться в своих первых впечатлениях и все еще растрепанных чувствах.

Вернувшись из последней командировки в Москву, Романцев избегал откровенных разговоров с женой. Зоя, почувствовав перемену в настроении мужа, не лезла к нему с расспросами. Так и прожили они последние дни отчужденно: жена не понимала причину его охлаждения, а Романцев не мог рассказать всего того, что с ним произошло на передовой.

Из дома он уехал, не попрощавшись с Зоей, оставив на столе короткую записку со скупыми извинениями. Хотелось верить, что Зоя поймет его и не осудит. Но у него была веская причина, чтобы выехать немедленно. Все было обговорено, и на военном аэродроме его уже поджидал транспортный самолет, на котором вместе с группой офицеров он должен был вылететь в Киев. А уже оттуда на «У-2» добираться до конечного пункта командировочного предписания.

Но была какая-то червоточина, убеждавшая, что у него хватило бы времени, чтобы заехать в школу к Зое, проститься с ней по-человечески, хотя бы чмокнуть ее в щеку, и поехать дальше. Для любящей женщины, готовой простить любой проступок мужа, этого будет вполне достаточно.

За делами, что понемногу наваливались на него в командировке, Тимофей рассчитывал позабыть Татьяну. Ведь ее уже нет, произошедшего не изменить, надо жить дальше, сбросить с себя груз вины, который давил на него до сих пор. Еще неизвестно, как сложились бы его отношения с Зоей, не случись с Татьяной беды.

Татьяна была из тех немногих женщин, против обаяния которых не существовало защиты. Мужики в ее присутствии просто шалели, теряли контроль над собой, становились покладистыми и ручными. Напоминали телят, готовых идти куда угодно — хоть в стойло, хоть на заклание. Главное, чтобы их вела рука этой женщины.

Сейчас его душа была пуста, выцвела изнутри, в ней отсутствовали краски, стерлись оттенки. Сердце запряталось в темноту, отрешившись от действительности. Хотелось успокоиться, хотелось самым обычным образом жить, как раньше, и чтобы боль не выворачивала наизнанку его израненное нутро. Получалось скверно. Точнее, не получалось совсем.

В отношениях с Зоей у Тимофея не было никаких полонезов, менуэтов и прочих музыкальных изысков. Все было просто, как гаммы, но с ней он нашел себя, понял, какой он в действительности.

Пройдя по сельской улице, Романцев подошел к указанному дому. Хозяйкой оказалась милая женщина лет тридцати, одетая в длинное цветастое национальное платье, выглядевшее очень привлекательно и празднично. Но в действительности это была повседневная одежда, в какой ходила половина села.

Представившись, Тимофей сказал хозяйке, что разместится в доме всего на несколько дней и особых хлопот не доставит. Женщина обрадовалась, как будто давно мечтала о таком удобном постояльце. Говорила быстро, с мягким акцентом, мешая польские и русские слова:

— Прошу вас, пан. Мне о вас уже говорили командиры. Располагайтесь, вот ваша комната, — она провела капитана в дом. — Вам у меня понравится.

Дом был добротный, с высокими ступенями из камня, таких домов здесь было большинство. Комната чистенькая, светлая, на окнах — свежие тюлевые занавески, через которые просматривался густо разросшийся вишневый сад.

— Красиво здесь у вас, — произнес Тимофей, осматривая жилье.

На стене, как заведено, висели фотографии родственников и хороших знакомых. Трое в военной польской форме, спрашивать об их судьбе Романцев не решился. Наверняка где-то воюют.

— Красиво… Никуда не хочу отсюда уезжать! А вот ваша кровать. Можете располагаться. На ней мягко, — как-то уж слишком красноречиво улыбнулась хозяйка.

Тимофей посмотрел на кровать с панцирной сеткой и металлическими спинками, стоявшую в самом углу комнаты. Кровать высокая, с двумя перинами. В центре на атласном узорчатом покрывале — аккуратная пирамида из подушек. Самая маленькая, расшитая красными и желтыми цветами, венчала это сооружение.

— Вам будет очень мягко, — произнесла хозяйка, широко улыбнувшись.

Голос ее был приветливым и обволакивающим.

— Даже не знаю, как и поступить, — очень серьезно произнес Романцев. — Чтобы прилечь, мне придется разрушить всю эту красоту.

— Не переживайте, построю заново. Мне это не сложно. Отдыхайте. — Женщина направилась к выходу, виляя бедрами. Прежде чем притворить за собой дверь, она весело проговорила: — Если будет трудно уснуть, дайте мне знать.

— Непременно, — хмыкнул Тимофей Романцев.

Некоторое время капитан слышал в гостиной ее смех, а еще через минуту ее голос прозвучал на улице — панночка с кем-то здоровалась.

Тишина. Покой. Самое время написать письмо жене. Покаяться в неожиданном отъезде. А еще написать о том, как она ему необходима, особенно сейчас, и как греет душу ее нежное тепло.

Он вытащил из полевой сумки листок бумаги и стал писать:

«Милая моя Зоя!

Извини, что не сумел проститься с тобой должным образом, но мне нужно было срочно уезжать. Наверняка ты заметила, что я приехал в скверном настроении, на то у меня были серьезные причины. Спасибо тебе за то, что ты поняла мое состояние и ни о чем не расспрашивала. А теперь я сам хочу написать тебе обо всем как есть. Без утайки.

На фронте я встретил замечательную девушку, ее звали Татьяна, с которой я был знаком еще до войны и которая была мне дорога. Нас много связывало в довоенной жизни: мы оба из Ленинграда, жили по соседству. Оказывается, все это время она меня любила, признаюсь, я тоже ее не забывал. Но никогда не думал, что повстречаю ее вновь. Но так сложилось, что мы встретились… Она работала военврачом в полевом госпитале.

Каждую свободную минуту мы старались проводить вместе. Не знаю, что со мной произошло, но я не мог ни о чем думать, кроме как о ней. Между нами произошла близость… Это случилось как-то естественно, само собой, как продолжение той дружбы, которая прежде нас связывала.

Если ты спросишь меня, сожалею ли я об этом, то отвечу тебе честно — мне было хорошо с этой женщиной, в тот момент я растворился в ней без остатка. Думалось, что это очень большая несправедливость, что мы не вместе, ведь мы просто созданы друг для друга. А ее тепло было для меня куда важнее, чем прикосновение твоих рук.

Зоя, я понимаю, что очень раню тебя своими словами, но я решил быть с тобой искренним. Именно тогда меня посетила мысль, что с Татьяной я сумею построить свое настоящее счастье…»

Гудок автомобиля оторвал Романцева от письма. Выглянув в окно, он увидел капитана Сухарева, сидевшего за рулем «ГАЗ-64» и энергично махавшего ему рукой. Как-то незаметно миновали три часа.

Придется дописывать письмо позже. Сложив листок вчетверо, Тимофей сунул его в кармашек полевой сумки и, взяв с вешалки фуражку, вышел из хаты.