О пауках и собаках - Алиса Рудницкая

– Хочу… но разве можно?

– Можно, но только когда уйдем подальше, – разрешил Фрино, кивнув на лошадь. – Привяжи животное где-нибудь внутри руин. Я… хотя бы до входа в катакомбы хочу понести его сам. Мы пойдем довольно глубоко, так что одежду свою оставь здесь, там внизу жарко как в печи.

Стражник торопливо отвел лошадь вглубь развалин, под все еще прочный каменный свод. Фрино глубоко вздохнул, перекинул мертвеца через плечо и, сгибаясь под казалось бы небольшим весом, зашел следом.

Вход в катакомбы – Фрино называл его “парадным” – был в самой глубине здания, бывшего некогда первым королевским замком на Орне. Монархия давно уже ушла, и развалины прекрасно это иллюстрировали. Сменилась власть королей властью закона – прогнившего, неправильного, подпитанного магией закона, который делал знать всесильной а простой народ – бесправным. Последний король призвал по легенде сотню магов и запечатлел закон на языках статуи двухголовой собаки – колосса, что стоял прямо посреди столицы. С тех пор колосс по имени Судья был единственным правителем Орны – нерушимым и карающим всех не повинующихся так или иначе. Натворил что-то поперек закона – считай ты труп, а уж откуда придет к тебе смерть – кто знает.

Потому стражник так послушно повиновался.

Потому Фрино и его отец могли убить кого угодно и когда угодно.

Потому любой житель Орны не противился, если его брали в рабство.

Потому народ еще не бросился убивать аристократов и устраивать бунт.

Потому что у знати были права, а у черни – обязанности. Убей аристократа и на его место придет такой же всесильный, такой же всемогущий, и не факт, что характер у него будет лучше, чем у старого. А если даже и будет лучше – ты сам, убийца, этого уже не увидишь, потому что тебя настигнет правосудие.

И этот порядок охраняла сама магия.

Фрино пронес тело Ирона дольше, чем думал. Его хватило на первый коридор и две лестницы. Стражник перед ним шел смирно и покорно принял ношу, когда младший Сентро выдохся. Какое-то время он тащил его молча. безропотно, но когда они спустились, кажется, уже этаж на пятый, осторожно спросил, отдуваясь:

– Господин, вы говорили, что я могу спросить…

– Спрашивай, – сказал Фрино, который теперь нес фонарь и шел впереди.

– Почему вы его убили?

– Воровал, – решив, что этот вариант будет самым приемлемым, сказал младший Сентро.

Этот ответ Шеда вполне удовлетворил, и он молча понес дальше... а вот Фрино не удовлетворился от слова совсем. К тому же, как и всегда после убийства, его одолевали мысли.

Отец говорил – убей его, потому что нам не нужен такой работник. Убей или сдай в рабство. И то и то – смерть, только первая быстрая, а вторая – мучительная и долгая, ибо вряд ли Ирон бы приглянулся кому-нибудь в игрушки, его бы купили в шахты или на заводы, или еще куда-то в этом вроде.

Но разве нельзя было просто… уволить? Стереть память и уволить.

Почему все всегда должно было сводиться к убийству?

Фрино… запросто убивал обычно. Убийство давалась ему легче пыток. Но почему же сейчас ему было так плохо? Из-за симпатии? Ну что ж… сам виноват.

Прав был отец. Нельзя ни с кем сближаться. Они ведь как животные, да? Как домашний скот. Никто не пригласит выпить вместе с собой чашечку чая курицу или корову. Никто не станет дружить на полном серьезе с собакой. Такие как Ирон существовали для работы – быть секретарями, посыльными, дворниками. С ними аристократы даже постель не делили…

...потому что это считалось чуть ли не таким же грязным, как переспать с животным.

Если аристократ хотел простолюдина – он просто делал его своим рабом и наслаждался. Раб был вещью. Вещью, с которой можно делать, что захочешь. Средством. Методом. Чем угодно, только не человеком.

Но почему-то у Фрино все было по другому. Он не видел в Ироне и этом парне, Шеде, животных. Он не видел в своих близнецах всего лишь кукол для секса и выхода в свет. Для него они были людьми. Людьми, как бы он не старался внушить себе обратное. Он забивал каждый раз эту мысль подальше, глубоко в себя, старался мыслить как все… но не мог. Не получалось у него и все тут.

Спасибо Каю…

Их дружба когда-то перевернула мир для Фрино вверх тормашками. Аристократы, отец, говорили – как только ты проявишь слабость раб либо тебя убьет, либо сбежит. Но Кай не бросил его, а притащил со сломанными ногами домой. Все вокруг твердили – они животные, они другие, тебе не о чем с ними говорить. Но Кай не был животным, он испытывал точно такие же боль, страх и одиночество как и Фрино, у него имелись свои мечты и свои сожаления. И для младшего Сентро, который все детство провел в замке в одиночестве, это стало откровением. Общение с ним казалось то ли чудом, то ли сумасшествием. Все равно что если бы к тебе подошла на улице и заговорила собака. И этот Кай будто сломал что-то у Фрино в душе. Фрино склеил. Склеил, но зазор остался. И об этот зазор младший Сентро постоянно резал пальцы.

Они спускались. Ниже, ниже, ниже… вглубь скалы, где было невыносимо жарко. Подземелья вились однообразные, похожие на сброшенную змеиную кожу. Если бы Фрино не знал мелких примет, то они бы давно заблудились. Но Фрино знал. Фрино слишком хорошо знал эти места.

– Что же здесь… такое пекло, – отдуваясь, пробормотал сам себе Шед.

– Орна – бочка с порохом, – ответил Фрино. – Оружие, взрывчатка, наркотики… все это хорошо горит. А под нами – вулканы. Старые, уснувшие вулканы. И если один из этих стариков когда-нибудь проснется – нам всем конец.

– Господин… куда мы идем? – спросил устало стражник, и тут же сам испугался своей дерзости.

– Потерпи, еще немного осталось, – ответил Фрино. – А впрочем давай сюда мою ношу. Сам донесу остаток пути.

Еще два поворота и ровный тоннель уперся в массивную каменную дверь. Приоткрытую. На каждой створке – по сидящему в профиль псу.

– О, Орним, куда мы пришли!? – испуганно спросил стражник.

– К Орниму и пришли, – ответил Фрино кряхтя от натуги. – Жди здесь и не суй свой нос в его дом, он не славится ни терпением, ни пониманием. Я скоро вернусь