Записки человека долга - Александр Бушков

– Галочка, простишь? – спрашивает он.

– Да прощаю, прощаю, – говорю я, немного осмелев. – Уже простила. Только больше не надо, ладно?

Он улыбнулся – бледно так, словно бы даже жалко. Тут эта тусклая лампочка у меня над головой на миг словно полыхнула, я дернулась, посмотрела туда – но она уже опять еле теплится.

А Цыгана нет. Коридор пустой, до входной двери метров десять, никто не успел бы выскочить одним прыжком, вмиг, да и дверь стукнула бы… Стою я, глаза таращу, зажмурилась, проморгалась – нет Цыгана. Но ведь был, не могло мне померещиться? А может, и померещилось? От бессонницы, от усталости, от страха перед Цыганом? И знаете, как-то так случилось, что не стала я ни над чем думать и голову ломать – ушла к себе, плюхнулась на койку и заснула так, что утром еле добудились. В госпиталь к обеду пришел капитан Чураев, командир разведчиков. Левый рукав гимнастерки словно ножом распорот до самого плеча, рука повыше локтя кое-как перемотана.

– Вот, – говорит и морщится. – Царапнуло малость, ерунда…

Я была свободна, им и занялась. В самом деле, почти что царапнуло – пуля вырвала мясо сантиметра на два. Но бинт наложен варварски неумело, песком припачкан, рана распухла, с одного края уже гной появился, рука в земле…

Я спросила:

– Товарищ капитан, это когда же вас ранило? Несколько часов должно было пройти…

– Да еще потемну, – ответил он, морщась от всего, что я с раной делала. – Пулеметчик наобум пальнул короткой, а я, дурень, в окоп ссыпаться не успел…

– И кто же это вас перевязывал? Руки поотрывать.

– Да там один… – морщится он. – Неумеха. Давай, давай, работай, мне побыстрее назад нужно…

– А что же вы сразу не пришли?

– Ждал, – сказал он неохотно, морщась уже словно бы не от боли. – Группа Валицкого, если по расчетам, должна была вернуться до рассвета. Так и не вышли.

И тут меня как током: группа Валицкого? Цыган с ней и ушел. Я и ляпнула, не думая:

– А как же тогда Цыган?

– Что Цыган? – говорит капитан, не глядя на меня. – Цыган должен быть со всеми. Но никто пока не вышел. Давай потуже, чтоб хорошо держалась…

Они так никогда и не вышли. Вся группа осталась за линией фронта, неизвестно где. И Славка Цыган, естественно, тоже…

И я так до сих пор и не могу сказать точно, померещился он мне тогда или нет…

Я – москвич поколениях в шести. Вырос в интеллигентной семье: отец был археологом, мать – историком. Друзья в доме собирались соответствующие, так что я с детства наслушался интересных профессиональных разговоров. И на войну ушел с третьего курса исторического факультета. Поясняю, чтобы сразу понятно было, почему я так быстро разобрался в некоторых деталях.

Как потом прекрасно спел Высоцкий, «мне не пришлось загнуться, и я довоевал». Войну закончил капитаном в Вене. Должен вам сказать, австрийцы оказались людьми хитрющими и с определенного момента линию поведения выбрали интересную… Они еще в восемнадцатом году, после распада империи, пытались объединиться с Германией – но победители не дали. В тридцать восьмом встретили немецкие танки цветами и истинным ликованием. Братские народы, понимаете ли…

Но вот потом, когда им поплохело… Когда мы начали нажимать всерьез, покинули пределы Советского Союза, столкнулись с тем, что австрийские пленные в массовом порядке выбирали уже другую линию поведения. Подчеркивали, что они не немцы, а австрийцы, совершенно другой народ, что немцы их самым злодейским образом захватили, принудили служить себе, погнали на войну. Одним словом, люди подневольные, прямо-таки антифашисты, и к ним следует относиться по-другому, мягче, чем к проклятым немецким гитлеровцам. Правда, раньше, когда вермахт пер на восток, они никакого антифашизма не проявляли.

Верилось им плохо – но со временем с самого верха поступили негласные указания австрийцам верить. Верить, что все так и обстоит: жертвы гитлеровской агрессии, приневоленные служить. Позже стало понятно, для чего все это было затеяно: каким бы ни был Сталин, но он никогда ничего не делал просто так. Нейтральная Австрия, не вступавшая в какие бы то ни было военные или политические союзы… Ну, вы должны знать. Если в Германии в первое время, положа руку на сердце, кое на какие шалости братьев-славян смотрели сквозь пальцы, то перед вступлением в Австрию меры были приняты драконовские. Войскам объявили самым недвусмысленным образом: Германия – это одно, Австрия – совсем другое. Австрийцы – другой народ, хоть и говорят по-немецки, Третий рейх их захватил силой, принудил. Поэтому, если кто вздумает обидеть мирное население – немедленный трибунал, если не расстрел на месте.

Вот только был интересный нюанс. Медали за Варшаву, Прагу и Белград – за освобождение, а вот за Вену – за взятие… Мягкий такой, ненавязчивый нюансик… В рамках большой политики: дескать, господа австрияки, мы вам верим не по доброте души, а из высших политических соображений. Я так полагаю. Ну, перейдем к событиям. Случилось это в августе сорок пятого. Мы с водителем припозднились не по собственной вине, а по другим обстоятельствам и в свою часть, в свой городок, возвращались глубокой ночью – двое, на «доджике-три-четверти». Быстрая проходимая машинка наподобие «Виллиса», только немного побольше. Опасности не было: если и в Германии хваленый «Вервольф» оказался сущим пшиком, и настоящего партизанского движения не развернулось (хотя у нас поначалу его опасались совершенно серьезно), то в Австрии и вовсе стояла тишина. Покой и безветрие, тишина и симметрия, как пел Высоцкий. Что бы там ни было, австрийцы вели себя очень примерно, этого у них не отнять. Ну, а немецких окруженцев к тому времени либо истребили, либо переловили. Так что мы были уверены в своей полной безопасности.

Дорога была великолепная: пресловутый немецкий автобан. Местность не горная, но неровная, приподнятая: холмы, возвышенности, все это густо поросло лесом, дорога петляет порой. Не так уж и далеко начинаются предгорья Гарца, места не самые обитаемые, по австрийским меркам настоящая глушь, а вот по нашим – места с такими автострадами глушью быть никак не могут…

Полнолуние, без фар светло, от деревьев ложатся длинные тени, наша тень длиннющая, слева летит… Красиво.

И вот тут-то, за одним из поворотов, видим мы с Панкстьяновым, что не так уж далеко впереди, справа, из леса, из длинных теней, выскочили четверо всадников и на полном галопе мчат с явным расчетом с нами пересечься…

Не было не то что страха, но даже тревоги. Уже можно было рассмотреть, что огнестрельного оружия у них не наблюдается, все четверо – вот чудо! – машут саблями. Даже если это не братья-славяне развлекаются, а обнаружился некий враг, то супостат получается несерьезный. У меня за спиной лежал автомат водителя, «ППШ» с магазином-диском. Семьдесят один патрон. Хватит с лихвой на всю эту дурную кавалерию и еще останется. А в машине пара запасных дисков, пара гранат, у меня пистолет… Словом, по сравнению с этой конницей мы смотрелись бронепоездом. Кстати, лошадь, хотя и здоровенное животное, очень плохо держит пулю, от пары не самых тяжких попаданий заваливается с ног. Я знал, насмотрелся…