Лабиринт - Кэтрин Коултер

– После того как эксперты восстановили картину преступления, все это стало очевидным.

– Итак, убийца наносил жертве ножевые ранения в грудь и в живот до тех пор, пока та не умирала, – заговорил Сэвич. – Вы хотите сказать, что все, кто так или иначе занимался расследованием дела, уверены, что он проделывал это именно тогда, когда женщина доходила до центра лабиринта?

– Да. Получалось, что она не выигрывала, а, наоборот, проигрывала. Преступник поджидал несчастных в центре лабиринта с ножом, причем не только наносил им ранения в грудь и в живот, но и отрезал им язык. Эта деталь никогда не появлялась в материалах, публиковавшихся в прессе, так что в случае, если кто-то признается в совершении этих преступлений, нетрудно будет проверить, не наговаривает ли он на себя.

– А зачем он отрезал языки?

Лейси покосилась на Сэвича:

– Вероятно, для того, чтобы заставить их замолчать навсегда. При этом характерно, что преступник убивает только женщин, из чего следует, что он, скорее всего, женоненавистник.

– Значит, вы говорите, игра, – задумчиво проговорил Сэвич, разглядывая заусенец на большом пальце. – Игра, которая неизбежно кончается смертью. И все же я не понимаю, почему женщины проигрывали, хотя и добирались до центра лабиринта. Как вы справедливо заметили, это должно было бы означать выигрыш. Но, как видно, не в игре с этим типом. У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, почему он убивал женщин после того, как они доходили до центра?

– Нет, я не подобрала ключ к этой загадке.

– Вы помните легенду о Тезее и Минотавре?

– Да, помню. В центре пещеры Тезей встретился с Минотавром, но не проиграл – он убил своего противника.

– А Ариадна вывела его из лабиринта с помощью нити.

– Вы хотите сказать, что убийца считает себя Тезеем, а женщину – Минотавром? Ну, не знаю. Я не вижу в этом большого смысла.

– Но это может иметь чертовски большой смысл для преступника. Насколько внимательно вы изучали упомянутую легенду?

– Ну, не могу сказать, что очень тщательно.

– Займитесь этим по возвращении домой.

– Даже если я сумею найти новые параллели между действиями убийцы и поведением Тезея, это не даст нам информации о том, кто преступник и как его найти. Вы знаете, что в Сан-Франциско он дважды совершал убийства в одном и том же заброшенном здании? После второго убийства полиция даже установила наблюдение за этим домом, но было уже слишком поздно. Преступник наверняка хохотал над тем, как беспомощны те, кто пытается его изловить.

– Меня удивляет то, что никто ничего не видел, – сказал Сэвич. – Вокруг заброшенных зданий всегда отираются бродяги, да и полицейские патрули частенько появляются возле них. Для того чтобы все устроить по своему вкусу, преступник должен был неоднократно входить в здание и выходить из него, вносить и выносить какие-то вещи. Однако никто ничего подозрительного не заметил. Вероятно, для перевозки всего своего реквизита этот тип использовал автомобиль, возможно, даже грузовик. И потом, ведь все свои «декорации» он должен был где-то покупать.

– Да, но только один раз. Думаю, что после каждого убийства он забирал с места преступления большую часть реквизита, оставляя лишь какие-то мелочи, чтобы полиция могла догадаться, как именно он все сделал.

– И тем не менее никто ничего не видел. Это просто в голове не укладывается.

– Очевидно, один пожилой мужчина все-таки видел убийцу – его труп нашли около одного из заброшенных зданий. Преступник задушил старика точно такой же бечевкой, которую он использовал, издеваясь над своими жертвами в лабиринте. Видимо, хотел продемонстрировать полицейским, что и это убийство – дело именно его рук.

– Ваша жизнь тоже движется в соответствии с определенным циклом, Шерлок, – сказал Сэвич, думая о том, что, когда маньяк убил ее сестру, Лейси было девятнадцать лет и что случившееся, по всей видимости, очень сильно повлияло на нее. – Семилетним циклом. Убийца семь лет бездействовал. Все это время он занимался чем-то совершенно обычным, внешне ничем не отличаясь от нормальных людей. Вполне возможно, что внутри него тлел опасный огонь, однако он не разгорался настолько, чтобы заставить его начать охоту за новой жертвой. Что же касается вас, то вы, можно сказать, отдали ему семь последних лет вашей жизни.

Лейси, напряженная, словно натянутая струна, лишь покачала головой. Глаза ее были холодны, словно льдинки на лобовом стекле автомобиля зимой. Она прекрасно помнила, как Дуглас и отец неоднократно говорили ей: «Это не твое дело».

– Я полагаю, ваши родственники не раз пытались втолковать вам, что нельзя так относиться к случившемуся.

– Вас это не касается.

– Я уверен, что вы не могли примириться с гибелью сестры и тем более с тем, как она погибла.

Лейси сглотнула.

– Да, пожалуй, вы правы.

– Но это еще не все, верно? Далеко не все.

Лейси побледнела, пальцы ее судорожно стиснули стаканчик с кофе.

– Нет, это все.

– Это не правда, хотя мне очень неприятно так говорить.

– Ничего больше нет. Пожалуйста, перестаньте.

– Ну хорошо. Вы хотите пристрелить этого типа, когда мы его арестуем? Хотите приставить дуло пистолета к его виску и нажать на спусковой крючок? Вам хочется сказать ему, кто вы такая, прежде чем вы его убьете? Вам кажется, что, если вы прикончите его, вам станет легче?

– Да. Только вряд ли у меня это получится. Но если я не смогу пристрелить его, я хочу, чтобы его отправили в газовую камеру, а не просто посадили в тюрьму, как, наверное, сделают с Расселом Бентом. Так, во всяком случае, считает муж моей покойной сестры, Дуглас Мэдиган.

– Никто не знает, как обернется дело с Расселом Бентом. Возможно, его признают невменяемым и решат, что он не может предстать перед судом. Но погодите хвататься за оружие. По-вашему, пожизненное заключение без права амнистии – недостаточно суровое наказание для человека, убившего вашу сестру?

– Недостаточно. Я хочу, чтобы он был мертв. Я не хочу беспокоиться из-за того, что он может сбежать из тюрьмы и снова начать убивать. Не хочу, чтобы его отправили в какое-нибудь заведение для умалишенных, где он может обвести вокруг пальца психиатров и добиться освобождения. Я не хочу, чтобы этот мерзавец продолжал ходить по земле. Он не заслуживает того, чтобы дышать одним воздухом с нормальными людьми. Он вообще не имеет права дышать.

– Мне не раз доводилось слышать мнение, – заметил Сэвич, – что смертная казнь должна быть отменена, поскольку, казнив убийцу, все равно невозможно воскресить его жертву. Сторонники этой теории считают, что смертная казнь низводит всех нас до уровня убийцы и представляет собой не что иное, как месть со стороны государства, которая подрывает гуманистические ценности.

– Да, конечно, убитых не вернешь. Но это смешной аргумент. Смешной и неубедительный. Все должно быть предельно просто: если ты отнял жизнь у другого человека, ты не заслуживаешь того, чтобы жить. Да, это месть общества, направленная против тех, кто нарушает правила человеческого общежития, кто в самом деле пытается подорвать основополагающие ценности. Что же это тогда у нас за ценности, если мы настолько низко ценим человеческую жизнь, что не считаем нужным покарать самым суровым образом бандита, который эту жизнь отнимает у других?