Око за око - Евгений Санин

— Будь они прокляты, твои рабы! — всхлипнул надсмотрщик. — Я видел сотни, тысячи всяких рабов, но таких… Тот, кого я должен был бить истрихидой, оказался сильней самого Геракла! Он вырвал петли из крыши, проломил мне своим кулаком, как молотом, голову — о–оо, моя несчастная голова! Кто заплатит мне за…

— Молчи! — замахнулся Эвбулид. — Иначе я вообще оторву ее вместе с твоим лживым языком! Говори толком: что с мельницей? Где мои рабы?

— Мельница цела! — завыл надсмотрщик. — А рабы… бежа–а–ли!..

— Как бежали? — опешил Эвбулид. — Куда?!

— К гавани, господин! Я видел, как тот… о–о, моя голова!.. как он показал сколотам рукой в сторону гавани и что–то крикнул на своем варварском языке! Я тоже поглядел туда — и увидел готовую к отплытию триеру!..

— Я же говорил, Эвбулид, что ты дур–р–рак! — грохнул кулаком по столу Квинт.

— О боги! Это все Гермес, его месть! — бормоча, заметался по комнате Эвбулид. — Что же теперь делать… Что?.. Гедита, Фила! — вдруг закричал он.

— Отец! — подскочил к нему Диокл. — Разреши мне сбегать в вертеп! Всего за несколько драхм грузчики живо изловят этих негодяев!

— Где? В море?! — дал затрещину сыну Эвбулид. — Теперь только одна надежда, что в гавани задержался еще какой–нибудь корабль, и мне удастся уговорить его триерарха за оставшиеся полторы мины догнать сколотов… Гедита, Фила, где вы там? — вновь закричал он. — Развлекайте пока нашего гостя! Я — скоро!

— Не забудь, когда вернешься, рассказать про триумф в Риме! Ты обещал… — только и успел крикнуть вдогонку отцу Диокл.

— Гребите живее! Еще! Еще!! По оболу каждому! По два обола! По три!!

Эвбулид бегал между скамеек потных гребцов–рабов, разбрасывая направо и налево медные монеты. То и дело он подбегал к келевсту1 и флейтисту, прося задать самый быстрый темп гребле, какой только возможен.

Триера «Афродита» со спущенными из–за наступившего безветрия парусами медленно уходила в открытое море. Истончились и растаяли за кормой бессонные огоньки Афин с их ремесленными мастерскими, пекарнями, кузнями. Напрасно Эвбулид с надеждой поглядывал на марсовую площадку на верху мачты. Наблюдавший за морем матрос был нем, как разукрашенная резьбой деревянная голова Афродиты на акростолии.

Несколько раз из каюты выходил триерарх — тот самый, с которым Эвбулид познакомился утром в лавке цирюльников–метеков.

Задержавший отплытие триеры из–за последнего, третьего званого ужина, он сразу узнал Эвбулида, внимательно выслушал и, пьяно покачиваясь, всего за одну амфору вина согласился ему помочь.

Эвбулид тут же купил в портовой таверне большую амфору, и триерарх, не мешкая, дал команду к отплытию.

Келевст с флейтистом честно отрабатывали обещанную Эвбулидом награду — по десять драхм каждому в случае поимки беглецов.

Флейта свистела пронзительно и быстро.

Бич келевста, почти не задерживаясь в воздухе, гулял по спинам прикованных к лавкам гребцов.

— Эх, ветра нет! — шумно зевнул триерарх. — На парусах мы давно бы уже догнали «Деметру»!

— Если только сколоты укрылись на «Деметре»! — заметил Эвбулид.

— Другого судна, насколько мне известно, не выходило из гавани с самого обеда!

— Но даже если это так, мы давно могли разминуться с «Деметрой»!

— Мы идем прямо за ней! — успокаивающе положил руку на плечо Эвбулида триерарх.

— Ты говоришь так, словно в море существует колея!

— Эх, Эвбулид! — засмеялся триерарх. — Если бы ты хоть раз водил корабли в Сирию, то знал, что по морю туда только один путь — такой же ровный и ясный, как тропинка на агору для какого–нибудь крестьянина!

— А если «Деметра» держит путь не в Сирию, а в Египет?! — продолжал сомневаться Эвбулид.

— В Египет с египетским стеклом и папирусом? — усмехнулся триерарх. — Идем лучше ко мне отпробуем вина из твоей амфоры!

— Пить вино? — вскричал Эвбулид. — Сейчас? Когда решается моя судьба?!

— Ну, смотри… Лично я в такую погоду предпочитаю общаться с Дионисом или Морфеем. А еще лучше — с обоими вместе!

Шумно зевая, триерарх направился к себе в каюту. С темного, задернутого неподвижными тучами неба посыпал дождь, сначала робко, а потом — все сильнее, сильнее. Удары бича стали звонкими.

Гребцы, выбившись из сил, не обращали больше внимания ни на келевста, ни на звуки флейты, ни на дождь. Они затянули бесконечную и унылую, как эта ночь, тягостную, как их жизнь, песню:

— Раз, два, три… Греби–греби… Три, четыре… По морю… по морю… Пять, шесть, семь… Греби–греби… Восемь, девять… По морю… по морю… — И снова, так как многие не знали счета после десяти: — Раз, два, три… Греби–греби… Три, четыре… По морю… по морю…

Прошел час. Миновал второй. Протянулся третий.

Дождь устал и затих. Сквозь тучи заблестела тонкая полоска новорожденного месяца. Слабее стал плеск за бортом при каждом погружении весел в воду.

Наконец, выдохлась и ночь. Тучи на востоке зарозовели, словно там бушевал пожар.

Только теперь Эвбулид почувствовал, как он устал и продрог. Он вспомнил о приглашении триерарха и решил, что теперь самое время согреться кружкой вина. Обвел потерянными глазами палубу с храпящими гребцами — некоторые из них уснули прямо в той позе, в которой их застало разрешение келевста сушить весла. Другие спали, прислонившись плечами друг к другу. Келевст с флейтистом, вяло переругиваясь, играли под капитанским помостом в орлянку.

— Голова! — сообщал келевст, показывая на монету, упавшую головой Меркурия кверху и равнодушно зажимая в кулак медный римский асс.

— Корабль! — зевая, склонялся над новой монетой флейтист.

— Какой же это корабль? Голова!

— Корабль! Вот его нос, вот гребцы, весла…

— Стерто все — ничего не понять… В скольких уже городах побывал этот асс? Ну ладно, бросай дальше!

— Опять корабль!

— А это уже мое — голова…

Понаблюдав безо всякого интереса за игрой, Эвбулид вздохнул и шагнул к каюте триерарха. И в то же мгновение застыл, услышав крик марсового:

— Корабль!

Роняя монеты, келевст с флейтистом вскочили и уставились на море. Разрезая звонким голосом тонкую утреннюю тишь, марсовый подтвердил то, во что уже отчаялся верить Эвбулид:

— Вижу корабль!

— Корабль?! — Сердце Эвбулида зашлось от радости. Он подбежал к мачте, поднял сияющее лицо и заторопил матроса: — Ну, говори же, где он, где? Даю тебе пять драхм! Только скажи: это «Деметра», да, «Деметра»?!

Марсового, однако, почему–то не обрадовала щедрая награда. Не отвечая, он принялся выгибать шею, вглядываясь в морскую даль.